Олени - [8]

Шрифт
Интервал

На нижнем этаже слева располагались разные подсобные помещения, кладовки. Были и спальни, но поменьше, чем наверху, и не такие шикарные, а по правой стороне тянулись два больших длинных зала, наверное, столовая и зал для заседаний, оба с исключительно стильной мебелью, но какие-то слишком уж скучные в своей торжественной пустоте. Когда мы снова оказались в коридоре, я подумал, что дед Йордан поведет меня к большой двери в глубине, но он дал знак следовать за ним к первой двери слева от входа, за которой начиналась лестница вниз.

Подвальные (или, точнее, полуподвальные) комнаты были не так роскошны. За безликими дверями скрывались кладовки, забитые шкафами и холодильниками, большая, давно не используемая кухня и еще одно помещение, в котором находилось электрооборудование для парового отопления дворца (что-то вроде большого бойлера). Правда, меня поразило, что во дворце, хозяйство которого оснащено по последнему слову техники, не было ни радио, ни телевизоров, ни телефонов — вообще никаких средств связи. Полностью отсутствовали и следы прежних обитателей или хозяев дворца — никаких фотографий или документов. Вообще-то, позже я видел в кладовках военную форму всевозможных видов, лыжные костюмы и спортивные снаряды, постельное белье, одеяла, палатки, ведра и свечи, утюги и пылесосы, кое-что из продуктов длительного хранения (заботливо упакованных) — растительное масло и сахар, керосин и бензин, рис, соль. Но все это были вещи, которые могли потребоваться охранникам или обслуживающему персоналу, но не владельцам дворца. Неподалеку от домика стариков, на крутом склоне в лесу, стояла даже будка с запасным генератором. Но может быть, тайну дворца хранит библиотека или таинственная дверь в конце коридора, в которую мы так и не заглянули? А может, дворец берегут как какой-нибудь музей? Но — какой и зачем?

После осмотра подвала дед Йордан, наконец-то, привел меня к загадочной двери первого этажа.

Это было самое внушительное помещение во дворце — я понял это сразу же, как только старик зажег свет в большой хрустальной люстре, подвешенной в центре зала, а потом и в настенных и настольных лампах и торшерах.


В центре северной, глухой, стены возвышался огромный камин из великолепного белого мрамора с зеленовато-желтыми прожилками, а на каминной полке стояли большие, явно очень дорогие часы с римскими цифрами на фарфоровом циферблате, искусно инкрустированные серебром. Перед камином лежали большие медвежьи шкуры, а над ним висела картина, изображающая сценку на охоте из прошлых времен, судя по одежде нарисованных там людей. Рядом с камином стояли красивые шкафы с великолепной столовой посудой — как в комнатах на втором этаже и в столовой, но здесь все было и лучше и изящнее, да и выбор куда больше. Все пространство над камином и шкафами занимали охотничьи трофеи — оленьи рога (так вот откуда это название — «Олени»!) Я, вообще-то, не большой любитель охоты и не слишком разбираюсь в коллекциях подобного рода, но эта, здесь, была самой внушительной из тех, что мне довелось увидеть. Впрочем, здесь были не только большие и красиво разветвленные оленьи рога, попадались и рога поменьше, совсем не известных мне животных — я смог узнать только козьи. И на всех других стенах — и между окнами, и над ними — красовались рога, хотя все же та, большая, коллекция особенно впечатляла. Я внимательнее оглядел весь зал — большой круглый стол с высокими резными стульями вокруг него, еще четыре таких же круглых стола, но поменьше и пониже, они стояли в разных углах зала, кресла, полукругом расположившиеся у камина, и два больших шкафа по обе стороны от входной двери. По восточной стороне шел ряд высоких окон, задрапированных дорогими портьерами. В центре южной стены, среди множества окон, виднелась большая раздвижная дверь из нескольких застекленных створок, складывающихся гармошкой. Дед Йордан открыл ее, но не всю, а только четыре створки — и в зал проник дневной свет. Здесь был выход на террасу с цветами.

В смешанном свете дня и искусственных электрических ламп зал показался мне уже не таким огромным, но все же достаточно внушительным. Я походил по нему, внимательно вглядываясь в мельчайшие подробности обстановки, надеясь открыть хоть что-нибудь, что поможет раскрыть тайну дворца. Но не было ни одной надписи на трофеях или стандартных пейзажах и гравюрах, никакой подсказки о прежних обитателях «Оленей». Позже, несколько дней спустя, я смог еще раз рассмотреть все эти картины. Там были неплохие пейзажи, натюрморты, охотничьи сценки, но все же — ничего особенного. Я не обнаружил ни одной работы кого-нибудь из больших мастеров, никакого намека на индивидуальный стиль — все тонуло в музейном безвременье скучной академической манеры.

Я присел в кресло рядом с открытой на террасу дверью. Дед Йордан уже гасил лампы, и постепенно весь большой зал погружался в полумрак, лишь через дверь проникал мягкий свет гаснущего дня. Подул ветерок, я почувствовал легкий аромат розы — у самой двери на террасе цвели розовые кусты. Глубоко вдохнув свежую, с примесью аромата роз, воздушную струю, я ощутил и еще какой-то запах, идущий из полутьмы зала, слишком давно стоявшего закрытым, — наверное, плесень, что-то затхлое, неприятное. Запах роз и плесени!


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Нора, или Гори, Осло, гори

Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


Дела человеческие

Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.


Вызов принят!

Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.


Аквариум

Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.


Безумие

Герой романа «Безумие» — его зовут Калин Терзийски — молодой врач, работающий в психиатрической больнице. Писатель Калин Терзийски, автор этого собственного alter ego, пишет, конечно же, о себе — с бесстрашием и беспощадностью, с шокирующей откровенностью, потому что только так его жизнеописание обретает смысл.


Детские истории взрослого человека

Две повести Виктора Паскова, составившие эту книгу, — своеобразный диалог автора с самим собой. А два ее героя — два мальчика, умные не по годам, — две «модели», сегодня еще более явные, чем тридцать лет назад. Ребенок таков, каков мир и люди в нем. Фарисейство и ложь, в которых проходит жизнь Александра («Незрелые убийства»), — и открытость и честность, дарованные Виктору («Баллада о Георге Хениге»). Год спустя после опубликования первой повести (1986), в которой были увидены лишь цинизм и скандальность, а на самом деле — горечь и трезвость, — Пасков сам себе (и своим читателям!) ответил «Балладой…», с этим ее почти наивным романтизмом, также не исключившим ни трезвости, ни реалистичности, но осененным честью и благородством.


Матери

Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».


Разруха

«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.