Олег Черниговский: Клубок Сварога - [3]

- Стало быть, не одобряешь ты мой замысел похода в Богемию, - печально вздохнул Святослав. - Эх, сыне! И я понимаю, что было бы лучше примирить Братислава и Болеслава без войны к великой досаде германского короля. Кабы не гостевал у Генриха брат мой Изяслав, я так бы и сделал, уж поверь мне. Но Изяслав рвётся вновь занять стол киевский и повсюду ищет ту силу, которая поможет ему вернуть утраченную власть. Болеслав отказал Изяславу в помощи, поскольку сам увяз в распре с чешским князем, за спиной у которого стоит германский король. Я обязался помогать Болеславу в его войне с чехами отнюдь не из родственных к нему чувств, а чтобы показать Генриху и Изяславу, что на всякую вражью силу у меня своя сила найдётся. И коль пособит мне Господь, я не устрашусь пройтись разором по землям германского короля.

Святослав помолчал и добавил:

- Что мне чехи и моравы, ежели я вознамерился дотянуться копьём до стольного града короля Генриха. Не желаю я вникать в козни и тайные замыслы Генриха и Изяслава, ибо у меня других дел по горло. Потому и хочу не распутывать этот гордиев узел[15], но разрубить его мечом по примеру македонского царя Александра…

В июне в Киеве собралось большое войско.

Привёл ростово-суздальскую дружину Олег Святославович. Пришла конная дружина из Чернигова. Киевляне собрали большой пеший полк, во главе которого встал тысяцкий Перенег. Прибыли ратники из Переяславля.

Все это воинство выступило к Западному Бугу, чтобы у Владимира-Волынского соединиться с дружиной тамошнего князя Владимира, сына Всеволода Ярославича.

Святослав хоть и горел желанием возглавить рать, уходившую на Запад, но был вынужден остаться в Киеве, поскольку до него дошёл слух, будто князь полоцкий тоже в поход собирается.

«Выгадал времечко, змей подколодный! - злился Святослав. - Не иначе, в Киеве у Всеслава всюду свои люди имеются. Ну ничего, вот разделаюсь с чехами, доберусь и до тебя, кудесник Всеслав. Ужо припомню я и сожжённый тобой Новгород, и твой тайный сговор с Изяславом!»

* * *

Во Владимире-Волынском русские рати поджидал польский посол, проявляя нетерпение, поскольку польское войско уже в полной готовности стояло под Сандомиром. Князь Болеслав в свойственной ему манере уже объявил чешскому князю «войну до последней головы» и теперь снедаемый ратным духом рвался в битву.

На военном совете в гриднице[16] владимирского князя польский посол Дыглош изложил своим русским союзникам, где именно Болеслав намеревается вторгнуться в пределы Богемии. При этом посол показывал по карте, нарисованной на широком листе пергамента, через какие города и веси предстоит пройти союзным ратям, какие реки и горные перевалы придётся преодолеть.

Вопросы послу задавал Перенег, поскольку именно его Святослав поставил во главе всего русского войска. Молодые князья Олег и Владимир должны были во всем повиноваться тысяцкому. Особенно это уязвляло воинственного Владимира, который за полтора года до этого заключал мирный договор с поляками в приграничном городке Сутейске. Тогда Святослав Ярославич, видя ратные успехи Всеволодова сына, доверил ему главенство на тех переговорах, надеясь на его неуступчивость. Вдобавок Святослав хотел посильнее уязвить поляков, которые не смогли одолеть в битве совсем юного владимирского князя и в результате были вынуждены принять его условия мира.

Дыглош, присутствовавший на переговорах в Сутейске, ныне не скрывал своего уважения к Владимиру Всеволодовичу, хотя тот был самым молодым из предводителей русского войска. Сыну Всеволода лишь недавно исполнилось двадцать три года.

Двадцативосьмилетний Олег внешне напоминал былинного витязя, благодаря широким плечам и гордой посадке головы. К тому же его очень красили усы и небольшая светло-русая бородка. Тяжёлый, пристальный взгляд Святославова сына несколько настораживал польского посла, ему чудились во взгляде Олега то неприязнь к польскому князю, то недоверие к нему, то желание задать какой-нибудь каверзный вопрос…

«Воистину, сын пошёл в отца», - думал Дыглош.

Он неплохо знал Святослава Ярославича, который при всей своей начитанности и обходительности в речах тем не менее втайне питал глубокое недоверие ко всякому мирянину иль духовному лицу, словно исподволь ожидал подвоха или подлости от любого человека. И взгляд у Святослава Ярославича был столь же пронизывающий: взгляд скептика, давно разуверившегося в людских добродетелях.

Перенег дал на передышку войску всего один день.

Этот день Олег провёл в покоях своего двоюродного брата Владимира, с которым успел подружиться ещё в отроческие годы.

Гита, супруга Владимира, спустилась из своей светёлки в мужнины просторные палаты, едва узнала, что ныне у них гостит Олег Святославич. Юная княгиня владимирская вышла к гостю, не стесняясь своего большого живота: она была на шестом месяце беременности.

Увидев Гиту, Олег вскочил с лавки.

Гита приблизилась к Олегу с радостными сияющими глазами. Они не виделись со дня свадьбы: волею Святослава Ярославича молодожёны сразу после свадебного торжества уехали на Волынь, а Олег отправился за леса и долы в далёкий Ростов, где держал свой княжеский стол.