Она запнулась:
— Мы что, задом наперед едем?
Так оно и было. Мне удалось удержать окуня посередине реки, подальше от камней, но зато у него теперь было больше простора и первый шанс показать свою силу. Я быстро прикинул в уме, каков его вес, чтобы тянуть вспять нагруженное каноэ, и от этих расчетов мне стало нехорошо.
— Это просто течение, — проговорил я хрипло. — Не беспокойся, ничего страшного. — Я старался говорить как можно увереннее.
Я налег на весло. Успокоенная Шийла заговорила о чем‑то другом, но теперь все мое внимание было поглощено рыбой. Я чувствовал, как окунь отчаивался, приближаясь к мелководью. Я чувствовал возрастающее натяжение лески, неистовство, с которым он мотался туда–сюда. Я так и представлял себе его зияющую пасть, блещущие жабры и толстый вертикальный плавник хвоста. Вряд ли окуню за всю его долгую жизнь встречалось много такого, с чем он не мог бы справиться, и безжалостная сила, тянувшая его за губу, вызывала у него огромное изумление и панику.
А у меня были свои проблемы. Чтобы добраться до Диксфорда, мне нужно было грести вверх по ручью, впадавшему в реку под крытым мостом. В устье ручья была отмель с песчаным наносом, с водорослями по одну сторону и камнями по другую. Определенно, там рыба уйдет.
— С моим цветом лица надо быть поосторожней. Я загораю, но пятнами. Никак не могу решить, стоит ли вообще загорать. Может, и не стану. Я видела Джеки Кеннеди в ресторане, так она совсем не загорелая.
Вздохнув поглубже, я стал грести изо всех сил к середине, к самой глубокой части отмели. На этом каноэ я мог бы пройти сквозь игольное ушко, но сила за кормой отшвырнула меня, я потерял равновесие, каноэ развернулось влево и заскребло по песку. Я оттолкнулся веслом. Миг колебаний, еще… Каноэ устремилось на глубокую воду. Я взглянул на удилище. Оно по–прежнему было согнуто в дугу — каким‑то чудом окунь все еще был на крючке.
Взошла луна. Довольно полная, она повисла низко над рекой и лучи ее светили прямо на сидящую впереди меня Шийлу, омывая ее мягким мерцающим светом. Я видел гибкие, легкие очертания ее фигуры. Я видел, как ее волосы волнами падали ей на плечи, видел горделиво–настороженный наклон ее головы, и эти видения терзали мое сердце. И не только Шийла сама по себе, но и ореол окружавших ее вечеринок, случайных прикосновений, изящества. А позади я ощущал усталость окуня, утихающего, понемногу слабеющего, и это тоже терзало мне сердце, причиной тому был не только окунь, но и всплески реки, звездный небосклон, запах ночи, и я почувствовал, что разрываюсь от этих страстей, раскалываюсь пополам. Впереди, в двадцати ярдах была дорога, и как только я вытащу каноэ на берег, я упущу рыбу, упущу навсегда. Если же, наоборот, я встану, схвачу удилище и стану изматывать окуня, я его вытяну — он уже изнурен и у него нет никаких шансов уйти. Я нагнулся, нащупал удилище и нерешительно взглянул на Шийлу. Она лениво потягивалась навстречу небу, маленькие груди поднялись под мягкой тканью платья, и эта сила притяжения оказалась большей, чем я мог вынести, и быстрее, чем это можно описать, я выхватил из кармана нож и резанул по леске.
С неприятным ощущением где‑то в желудке, я увидел, как распрямилось удилище.
— У меня затекли ноги, — хныкнула Шийла, — мы уже приехали?
Невероятным усилием сохраняя самообладание, я вытянул каноэ на берег и помог ей выйти. Остаток вечера вспоминается мне уже гораздо туманнее. Мы прошли на ярмарку. Пахло жареной воздушной кукурузой, откуда‑то доносились звуки гитар. Раз или два я, кажется с ней танцевал, но мне запомнилось, как она подошла, когда оркестр закончил играть, и объявила, что поедет с Эриком Касвеллом на его «корвете».
— Окей, — промямлил я.
Впервые за этот вечер она взглянул на меня, действительно взглянула на меня.
— Ты смешной мальчик, ты знаешь?
Смешной, не такой. Мечтатель. Странный. Сколько раз мне пришлось выслушивать это годами позже. И всегда это говорилось таким же насмешливым, полуосуждающим тоном. Бедняжка Шийла! Уже к концу того же месяца я почти забыл, как она выглядит, но воспоминание об упущенном окуне мучает меня до сих пор. Позже на моем пути встречались другие Шийлы Мант и другие рыбы, и хотя раза два в своих сновидениях я был близок к тому, чтобы повторить ту же ошибку — в ночные часы тайные, притягательные силы заявляли права на меня, наяву я ее никогда больше не повторял.
