Окунь, Река и Шийла Мант - [3]

Шрифт
Интервал

Она запнулась:

— Мы что, задом наперед едем?

Так оно и было. Мне удалось удержать окуня посередине реки, подальше от камней, но зато у него теперь было больше простора и первый шанс показать свою силу. Я быстро прикинул в уме, каков его вес, чтобы тянуть вспять нагруженное каноэ, и от этих расчетов мне стало нехорошо.

— Это просто течение, — проговорил я хрипло. — Не беспокойся, ничего страшного. — Я старался говорить как можно увереннее.

Я налег на весло. Успокоенная Шийла заговорила о чем‑то другом, но теперь все мое внимание было поглощено рыбой. Я чувствовал, как окунь отчаивался, приближаясь к мелководью. Я чувствовал возрастающее натяжение лески, неистовство, с которым он мотался туда–сюда. Я так и представлял себе его зияющую пасть, блещущие жабры и толстый вертикальный плавник хвоста. Вряд ли окуню за всю его долгую жизнь встречалось много такого, с чем он не мог бы справиться, и безжалостная сила, тянувшая его за губу, вызывала у него огромное изумление и панику.

А у меня были свои проблемы. Чтобы добраться до Диксфорда, мне нужно было грести вверх по ручью, впадавшему в реку под крытым мостом. В устье ручья была отмель с песчаным наносом, с водорослями по одну сторону и камнями по другую. Определенно, там рыба уйдет.

— С моим цветом лица надо быть поосторожней. Я загораю, но пятнами. Никак не могу решить, стоит ли вообще загорать. Может, и не стану. Я видела Джеки Кеннеди в ресторане, так она совсем не загорелая.

Вздохнув поглубже, я стал грести изо всех сил к середине, к самой глубокой части отмели. На этом каноэ я мог бы пройти сквозь игольное ушко, но сила за кормой отшвырнула меня, я потерял равновесие, каноэ развернулось влево и заскребло по песку. Я оттолкнулся веслом. Миг колебаний, еще… Каноэ устремилось на глубокую воду. Я взглянул на удилище. Оно по–прежнему было согнуто в дугу — каким‑то чудом окунь все еще был на крючке.

Взошла луна. Довольно полная, она повисла низко над рекой и лучи ее светили прямо на сидящую впереди меня Шийлу, омывая ее мягким мерцающим светом. Я видел гибкие, легкие очертания ее фигуры. Я видел, как ее волосы волнами падали ей на плечи, видел горделиво–настороженный наклон ее головы, и эти видения терзали мое сердце. И не только Шийла сама по себе, но и ореол окружавших ее вечеринок, случайных прикосновений, изящества. А позади я ощущал усталость окуня, утихающего, понемногу слабеющего, и это тоже терзало мне сердце, причиной тому был не только окунь, но и всплески реки, звездный небосклон, запах ночи, и я почувствовал, что разрываюсь от этих страстей, раскалываюсь пополам. Впереди, в двадцати ярдах была дорога, и как только я вытащу каноэ на берег, я упущу рыбу, упущу навсегда. Если же, наоборот, я встану, схвачу удилище и стану изматывать окуня, я его вытяну — он уже изнурен и у него нет никаких шансов уйти. Я нагнулся, нащупал удилище и нерешительно взглянул на Шийлу. Она лениво потягивалась навстречу небу, маленькие груди поднялись под мягкой тканью платья, и эта сила притяжения оказалась большей, чем я мог вынести, и быстрее, чем это можно описать, я выхватил из кармана нож и резанул по леске.

С неприятным ощущением где‑то в желудке, я увидел, как распрямилось удилище.

— У меня затекли ноги, — хныкнула Шийла, — мы уже приехали?

Невероятным усилием сохраняя самообладание, я вытянул каноэ на берег и помог ей выйти. Остаток вечера вспоминается мне уже гораздо туманнее. Мы прошли на ярмарку. Пахло жареной воздушной кукурузой, откуда‑то доносились звуки гитар. Раз или два я, кажется с ней танцевал, но мне запомнилось, как она подошла, когда оркестр закончил играть, и объявила, что поедет с Эриком Касвеллом на его «корвете».

— Окей, — промямлил я.

Впервые за этот вечер она взглянул на меня, действительно взглянула на меня.

— Ты смешной мальчик, ты знаешь?

Смешной, не такой. Мечтатель. Странный. Сколько раз мне пришлось выслушивать это годами позже. И всегда это говорилось таким же насмешливым, полуосуждающим тоном. Бедняжка Шийла! Уже к концу того же месяца я почти забыл, как она выглядит, но воспоминание об упущенном окуне мучает меня до сих пор. Позже на моем пути встречались другие Шийлы Мант и другие рыбы, и хотя раза два в своих сновидениях я был близок к тому, чтобы повторить ту же ошибку — в ночные часы тайные, притягательные силы заявляли права на меня, наяву я ее никогда больше не повторял.


Рекомендуем почитать
Всё сложно

Роман Юлии Краковской поднимает самые актуальные темы сегодняшней общественной дискуссии – темы абьюза и манипуляции. Оказавшись в чужой стране, с новой семьей и на новой работе, героиня книги, кажется, может рассчитывать на поддержку самых близких людей – любимого мужа и лучшей подруги. Но именно эти люди начинают искать у нее слабые места… Содержит нецензурную брань.


Дом

Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.


Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.