Окуджава, Высоцкий, Галич... : Научный альманах. В двух книгах. Книга 1 - [14]
Роль Галича в войне редакторов со много о себе возомнившими дикторами была простой. Подходит, к примеру, к Галичу диктор А. с катушкой магнитофонной плёнки, на которой запечатлён текст его (диктора А.) собственного сочинения, и зелёным путевым листом, с которыми либертовские передачи обычно проходили по инстанциям. И говорит наш начинающий автор Галичу, с кем накануне выпивал, закусывал и охмурял очередную блондинку, нечто вроде следующего: «Подпишите, Александр Аркадьевич, в качестве начальника культурной секции, что прилагаемый текст, записанный моим бархатным голосом, представляет из себя жемчужину русской прозы, шедевр философской мысли и серебряную пулю в сердце мирового коммунистического вурдалака». Галич садится, вынимает из кармана вечную ручку и покорно подписывает. Плёнка и прилагаемый к ней зелёный листок с автографом Галича проходит через подотдел продукции и попадает (не может не попасть!) на стол к редактору культурной секции г-же Б. Г-жа Б., в свою очередь, прочитав вышеупомянутую рецензию, не тратит своё драгоценное время на прослушивание какой-то дурацкой плёнки, а прямиком бежит к Галичу и умоляет его написать на той же многострадальной зелёной бумажке, что текст диктора А., хотя и прочитан, будем объективны, мастером своего дикторского дела, по форме и содержанию представляет собой пустышку, глупость, пошлость, издевательство над русским языком и множество всякого ещё разного нехорошего. Галич — не отказывать же женщине, пусть она и брюнетка! — садится, вынимает из кармана шариковую ручку и пишет: «И ты, редактор, права!» Так происходит не раз, не два и не десять, а почитай, каждый рабочий день. А в результате Александр Аркадьевич наживает себе несметное количество врагов, которые, скажем сразу, забегая вперёд, в конечном счёте Галича и подставили.
Отметим при этом, что батрахомиомахия[27] между амбициозным диктором А. и высокопринципиальными редакторами была не единственным такого рода конфликтом в Русской службе. Скандалов, хороших и разных, там было много, а Галич, в силу его безоговорочного авторитета и природной бесконфликтности, каждый раз попадал в эпицентр каждого из упомянутых. Помнится, моя подруга Ирка Хенкина чуть не довела Галича до очередного инфаркта из-за того, что начальство отказывалось принять её на постоянную работу, а держало в чёрном теле, в качестве внештатницы, ввиду непревзойдённого Иркиного таланта раздуть мировой скандал из любой, самой завалящей и, казалось бы, давно уже потухшей искры. Галичев сердечный приступ Ирке не помог. Наоборот, из-за него её ещё много лет не принимали в штат, хотя писала она и вправду замечательно, а в своих передрягах Ирка почему-то обвиняла именно Галича.
С именем Галича также были связаны один очень смешной скандал и два судебных процесса, затронувшие в середине 1970-х Русскую службу «RFE/RL». Однако начнём по порядку — с конфликта на национальной почте.
Как уже говорилось выше, дикторы на «Свободе» имели тенденцию не удовлетворяться своей скромной ролью озвучивателя в эфир текстов, написанных кем-то другим. Если написать что-либо путное уж совсем не получалось, то приходилось, на худой конец, играть роль народного трибуна, защитницы национальной чести русского народа, словом, русской Жанны д’Арк, как то произошло с героиней истории, о которой речь пойдёт ниже. Звали нашу красавицу Виктория Семёнова (она же, по разным мужьям, Виктория Мондич либо Древинг). Вика принадлежала к так называемой «второй волне» русской эмиграции — то есть, покинула СССР в годы Второй мировой войны, или, как говорили либертовские похабники, «под оккупантом». Она была ещё вполне хороша собой, ходила, гордо выпятив красивую грудь (и меня безуспешно пыталась научить тому же), и говорила хорошо поставленным голосом с безнадёжно фальшивыми модуляциями.
Насколько я помню, Вика Семёнова к работе возглавляемой Галичем культурной секции никакого отношения не имела, так что присутствовать на совещании оной, а тем более произносить там речи ей вроде бы не полагалось. Зато Вика была подругой Галины Митиной (Зотовой), которую, — что, конечно, совсем обидно, — понизили из редакторов-составителей программ в дикторы из-за появления на радиостанции Галича. Дело в том, что Галина Николаевна вела программу «Они поют под струнный звон», в рамках которой передавался в эфир так называемый «магнитиздат» — песни советских бардов и менестрелей, то есть того же Галича, Б. Окуджавы, Ю. Кима, В. Высоцкого и других. С появлением на станции Галича руководство Русской службы, очевидно, пришло к выводу, что сосуществование живого символа «магнитиздата» с программой Митиной будет выглядеть несколько странно, и Галину программу решили закрыть. И тогда за Галю заступилась подруга.
Взяв слово на летучке возглавляемого Галичем коллектива, Вика обвинила Галича в том, что тот «развалил культурную секцию», поскольку сократил программу Митиной, «а ведь в ней, — пояснила свою творческую идею Вика, — был Русский Дух». Собравшиеся усмотрели в выступлении Семёновой-Мондич-Древинг намёк на неарийское происхождение православного Галича, после чего разгорелся грандиозный русско-еврейский конфликт, сотрясавший и радиостанцию, и, почитай, практически всю русскоязычную эмигрантскую прессу в течение последующих нескольких лет. В ходе этого конфликта были озвучены некоторые весьма интересные идеи, типа того, что «европейская цивилизация всегда боролась за порядок, а евреи вносили энтропию». В конце концов, одни работники Русской службы подали на других в суд, каковой благополучно и проиграли.
