Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде - [114]

В боях под Пулковом сразу же выяснилась полная неприспособленность Красной гвардии к таким задачам. С одной стороны, красногвардейцы показывали необычайный героизм, самопожертвование, готовность умереть, холодать и голодать, своим энтузиазмом заражали и поддерживали солдат гарнизона, настойчиво требовали снарядов, патронов на передовые позиции, беспрекословно выполняли все приказания, без малейшего намека на желание дезертировать шли на позиции. Ни в какой мере нельзя говорить, что петроградские рабочие дрогнули хотя бы на минуту. С другой стороны, эта лучшая по духу армия не могла бы продержаться сколько-нибудь продолжительно, так как не имела правильной централизованной организации, а главное, снаряжение этих прекрасных бойцов было рассчитано на то, что прямо от станков они идут в бой, не имея собственных продовольственных и значительных огневых баз. Если еще в городе как-нибудь можно было обходиться без этого, то здесь, на Пулковских высотах, положение складывалось весьма затруднительное. Единым духом Краснова с Керенским разбить было нельзя, пришлось поканителиться несколько дней, а для этого требовалось снабжение красногвардейцев хоть какой-либо пищей. Особенно старался для наших отрядов в этом направлении тов. Врублевич (с завода «Новый Парвиайнен»), бегавший повсюду и добывший с большим трудом походную кухню, которую с еще большими затруднениями он перевез на позиции.

Был еще один характерный и существенный недостаток Красной гвардии: это — особое удальство. Так, когда перешли в наступление, часто во время перебежек красногвардейцы не наклонялись совсем, отчего не мало полегло лишних жертв. Многие красногвардейцы еще при обучении на полянках Выборгской стороны делали такие удалые перебежки. Когда же мы, обучавшие их солдаты, указывали на недопустимость этого, то получали в ответ, что сгибание при перебежках и стрельба лежа позорны для революционеров, показывают трусость. Не легко было еще на учении доказывать, что наши указания — это старые военные правила отнюдь не для трусов, и никакой надобности и разумности нет в подставлении без пользы своих лбов под пули врагу.

Наконец, бои закончились, белогвардейцы и в городе, и вокруг него были разбиты. Но работы у нас не убавлялось. Все это время приходилось работать с колоссальной напряженностью в невероятно неблагоприятной обстановке. Скоро Выборгский районный Совет и другие организации, а также красногвардейский штаб решили переехать в новое помещение, так как в старом было очень тесно. Ввиду того что район — сугубо рабочий, помещения лучше прежнего не могли найти. Новым центром, где стала бить ключом жизнь района, оказался трактир (на Сампсониевском проспекте) под названием «Тихая долина», где было отнюдь не тихо и не мирно.

Вот в это помещение, где удобна была лишь большая зала для красногвардейцев, штаб и перевелся. Снова в крошечную комнатушку каждый день каким-то чудом набивалось по нескольку десятков человек. В этой маленькой комнате разрешались все вопросы, здесь же опрашивали арестованных, сюда приводились разоруженные защитники режима «коалиции» — ударницы женского батальона (из Левашева). Здесь была главная пружина всего механизма военной работы Выборгского района. Работа шла днем и ночью. Члены штаба Красной гвардии тут же и спали в течение полутора месяцев; некоторые из нас, бывало, не выходили из штаба или с его двора по неделе. В первые дни Октябрьской революции трудно было сказать, когда работники штаба спали, и спали ли вообще, частенько отмахивая двое, трое суток без всякого сна. Бывало, К. Орлов, сидя на заседании, закрывал глаза и засыпал. Когда мы старались ему-не мешать и обходиться без него, он вдруг через несколько минут просыпался, открывал рот и подавал свою реплику или просил слова.

В этой работе штаба Красной гвардии на мою долю выпала роль, так сказать, быть начальником штаба боевой единицы, какой являлась Красная гвардия Выборгского района. Мне приходилось руководить работой всех отделов штаба, держать связь с Петроградским военно-революционным комитетом и нашими отрядами, расположенными на заводах или отправленными по нарядам, получая приказания центра немедленно снаряжать отряды, вызывая их с завода, распоряжаясь о выдаче оружия, патронов, пищи и т. п.

Учета тогда у нас не велось не только по бесчисленным анкетам, как принято сейчас, но и по записной книжке. Зная лично подробно все отряды, их начальников, помощников, красногвардейцев, число которых в районе в первые недели переворота мы исчисляли в десять тысяч человек, я руководствовался тем, что хранилось в моей памяти. В конце концов я так освоился, что никакое распоряжение из Смольного о высылке отрядов, патрулей для связи и т. п. не могло поставить меня в тупик. Моментально находил людей. А народец тогда в районе был на подбор, молодец к молодцу. Кого ни ткни, — никогда краснеть не придется, и действительно не приходилось. Конечно, учет и некоторые документы были и, вероятно, сохранились и посейчас. Велись протоколы как в штабе, так и на заводах, списки членов отрядов и т. п.