Октябрь - [10]
Вскоре после того Ткач за ужином обратился к Тимошу:
— Ты что отмалчиваешься? На заводе — не с девчатами в молчанки играть. Почему не сказал про механика, умней всех себя считаешь?
Прошел день, другой, Тимоша перевели в механический. Наконец-то, к станкам попал — выстроились в ряд токарные, шумит трансмиссия, весело кружат детали, сверкает металл; дальше — строгальные упорно пробивают дорожки в тяжелых плитах, за ними карусельные и сверлильные — всё тут чудесно! Берет человек черный, грубый обрубок и превращает его в прекрасную деталь, ослепительную, четкую, с красивыми гранями.
Нашлось и Тимошу место в этом чудесном цехе — стружку от станков отгребать, на тачку складывать да на свалку отвозить.
День возит, другой, неделю, месяц — конца ей и краю, проклятой, нет. Кружится и кружится, ползет со всех станков — балдеть от нее стал. То было уже заправским мужиком себя считал, по проспекту гулял, книги мудреные читал — с французского, а то и книги забросил и проспект на ум не идет. Доберется домой, свалится, — до утра, а утром визгливый гудок снова свою песню заводит.
И так каждый день — стружка, стружка, стружка. Тимош не вверх, а вниз растет — мальчишка на побегушках. Смотрит на прочих дворовых — у всех одна судьба: иной, гляди, уже усы закручивает, а всё не человек, все в мальчишках бегает.
Впрочем произошло в том месяце радостное событие — в литейне, в подарок строптивому механику, вагранщики козла посадили. На заводе переполох, а механик из цеха в главную контору так и забегал, — лицо серое, носом шмыгает.
— Давай-давай! — провожают его рабочие.
В тот же день встретился Тимошу старый шишельник Степан Степанович, прищурился, кивнул головой:
— Здоров, сынок, слыхал про козла присказку?
Теперь уже люди, окружавшие Тимоша, не казались ему равнодушными. Это было не безразличие, а долготерпение, крепко стиснутые зубы ожесточенных несправедливостью людей. Это была не подавленность, а согнутые непосильным трудом плечи, которые в любое мгновение могли расправиться.
Не без горечи вспоминал он, как приветствовал его в литейне старый формовщик:
— Здрастье-пожалуйста: кирпа кверху, картуз набекрень. А под картузом что?
Прошел месяц. Дома Тимоша считали уже заправским заводским. Прасковья Даниловна не могла на него налюбоваться, старалась во всем угодить, и Тарас Игнатович, переменив гнев на милость, то и дело обращался к нему: «сыночек», «любый мой», «Тимошенька». А Тимошенька, исправно занимаясь заводскими делами, всё думал о далеком Крыме. То примерещится неведомое бескрайнее море, то сказочные горы возникнут, а чаще всего знакомые очи с опущенными ресницами, девичье хрупкое плечико.
4
Осенью, в условленный день она не пришла.
— Ну и что ж — пусть! Тем лучше. — Тимош уверял себя, что выбросил вон из головы кисейную барышню. И, расправясь с кисейной барышней, почувствовал себя так легко и свободно, что без труда обошел все кварталы, примыкавшие к городскому саду, в котором они виделись в последний раз. Бродил по улицам до тех пор, пока знакомая дорога не привела к высоким, крашенным светлой краской воротам. Прошелся раз-другой вдоль решетчатого забора, ладно сложенного из квадратных брусьев, заглянул в окна барского особняка и вернулся домой несколько успокоенный — должно быть, потому, что выбросил кисейную барышню из головы.
В следующее воскресенье Тимош отправился в церковь пораньше. Она ждала уже его на скамье, вскочила и побежала навстречу.
— Почему вы не пришли?
— Я был.
— Неужели не могли подождать?
— Я ждал.
— Не могли прийти на другой день, на следующий? Если по-настоящему… если я по-настоящему дорога вам!
Тимош почему-то не решился признаться, что работает па заводе, не имеет возможности разгуливать в будние дни. Дома, на своей улице он гордился званием заводского, а тут, в ее присутствии, устыдился своего рабочего положения.
Из глубины храма доносилось приглушенное тягучее пение — Тимош не различал слов, относился безразлично ко всему, что происходило за тяжелыми, окованными дверьми, но подруга его с затаенной тревогой напряженно к чему-то прислушивалась. На крыльце толпился народ, из притвора то и дело выглядывали господа, наряженные в черные длиннополые сюртуки с белыми цветами, приколотыми на груди, к ограде подкатывали и отъезжали кареты.
Голоса в храме всё более возвышались, переливаясь, под самыми сводами, чей-то негромкий расплывающийся тенорок провозглашал молитвы — седенький священник, в серебряной потемневшей ризе свершал обряд венчания. Но всё, что творилось там, в глубине храма по-прежнему проходило мимо Тимоша отчужденно, не затрагивая его. А девушка прислушивалась всё с большей тревогой и ожиданием.
Наконец, когда стали выходить из церкви и долго-сдерживаемый непокой и возбуждение утомленных церковным служением людей вырвались на волю и звонкий смех и возгласы рассыпались на подворье — она порывисто поднялась, потянулась вперед, засматривая в каждое лицо, словно пытаясь проникнуть в самую душу, что-то понять, разгадать. А потом вдруг, улучив минуту, почти вплотную приблизилась к невесте, так что руки ощутили фату и тотчас отпрянула, чем-то испуганная, прильнула к Тимошу:
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».