Окраина - [24]

Во время войны вахмистр Форман встречал на окраине Уезда — на окраине, обращенной к Праге, — автомобили президента республики Гахи{36}и его многочисленной свиты; после войны в том же направлении и к той же цели — к Ланскому замку{37} — проезжал президент Бенеш, и так же тянулся в струнку, встречая его, все тот же вахмистр.

Так что не будет преувеличением сказать, что Франтишек за всю свою жизнь видел куда больше танков и зенитных пушек, чем автомобилей.

Гуманитарный уклон в его представлении — это патер Бартоломей, «Requiescat in pace»[25], серое каменное здание юридического факультета — любимое место прогулок Франтишка, — на грозном фронтоне которого изображена связка прутьев с воткнутым в нее топориком, и, естественно, Град, видный из окон всех классов гимназии, равнодушный, монументальный и монотонный, кажущийся черным или серо-синим во время уроков рисования, пения (под патриотические песни типа «Дружно, братья, вперед, в блеске молний, грома, в свете звезд»{38}), либо родного языка, либо математики.

На уроках математики хорошо думается. С задачами Франтишек справляется в два счета, и тогда в душе его начинается спор. То, что он считает миром техники, близко его сердцу и пониманию. Веселые русские сержанты, солдаты, лейтенанты объяснили ему принцип действия огнестрельного оружия, дали даже пострелять по консервным банкам уездским мальчишкам с Леска и Жидова двора, к которым по месту жительства и по социальному происхождению относился и Франтишек. А «генеральша» Ютта фон Флотт (получившая уездские владения в возмещение за супруга, сложившего голову на фронте), которая имела обыкновение надзирать за обмолотом зерна или уборкой гороха и свеклы, нарядившись в баварский национальный костюм, снисходительно глядела, как семилетние босоногие чешские дурачки наперебой рвали из рук механика пана Урбана лопату с углем, чтоб только подбросить уголь в таинственно дышащий механизм молотилки, на верхушке которого вращался похожий на стрекозу маховик. С другой стороны, Франтишка завораживала своей загадочностью надпись над зарешеченным черным образом божьей матери, из которой он после последнего своего посещения монастыря запомнил только: «TU PIA VIRGO REGE…»[26]Гипнотизируют его и латинские слова в дипломе доктора Фрёлиха, и изображение дикторских фасций на фронтоне юридического факультета.

Трудно, ох как трудно решиться. И никто не поможет, потому что для тех, кто хотел бы помочь, безмерно далеко понятие церковного права или закона физики, что угол падения равен углу отражения. Те же, которые могли бы помочь, заняты поисками собственного отношения к новому режиму, стремясь, чтобы взаимная зависимость соответствовала бы по крайней мере приведенному выше физическому закону.

К счастью, наступает годовщина майских событий, и это хотя бы на время помогает забыть о решающем выборе.

Празднование этой годовщины проходит в Уезде под знаком классового перемирия. Сколько помнят старожилы, первомайские колонны — состоящие исключительно из коммунистов — всегда двигались из Уезда в Птицы. Социальный очерк деревни мы набросали, правда, наспех, однако и этот беглый взгляд убеждает нас, что иначе и быть не могло. Разве что уточнения ради добавим, что в те времена, когда предшественницей коммунистической партии была социал-демократическая, первомайские колонны ходили в Кладно. Но и теперь таинственные обитатели массивных твердынь игнорируют первомайские демонстрации, зато к демонстрантам с робкой непринужденностью присоединяются «соколы» (ведь все мы из одной деревни, все ходили в одну и ту же школу имени Масарика), аборигены той области, которую мы условно назвали Малым стадионом. А что тут такого, все ведь мы — единый Национальный фронт!{39}Разница только в одежде; в этом году, а может, и в последующие два-три безошибочно можно судить, кто бегал в школу босиком, а кто обутый, у кого сумки аппетитно пахли обильным завтраком, а кто этот завтрак у них выклянчивал. (Занятное слова «выклянчить»! Франтишек всю жизнь будет связывать его с белыми булочками, намазанными маслом, с розовыми кружочками колбасы и фруктами.)

При всем уважении к рабочему празднику, колонна, только что двинувшаяся в путь, смахивает на карнавальное шествие. Впереди мы, правда, видим флаги, но тотчас за ними вышагивает по-военному директор государственного имения Вашак в форме французского легионера времен первой мировой войны: голубой берет, голубой френч, голубые галифе и почему-то (причины не совсем ясны) резиновые сапоги. Быть может, форменные в починке. И нельзя ставить в укор Франтишку, что он спорит со своим лучшим другом Йиркой Чермаком о происхождении и значимости медалей, которыми густо увешана директорская грудь; обоим мальчуганам хватает работы, чтоб разобраться в сути современных событий, тем более что Франтишек еще не решил, подаваться ли ему в гуманитарные науки или в технические, и Праздник труда, пожалуй, не столько помогает, сколько мешает ему сориентироваться.

За экзотическим голубым рыцарем прошлых военных авантюр идут женщины в темных юбках, белых блузках и красных платочках. Это работницы со скотного двора, с полей и огородов. Они составляют ядро колонны. К сожалению, между женщинами и их мужьями в черном шагает строй «соколов». После не очень давней манифестации ненависти к новому режиму на XI (и последнем) Всесокольском слете