Окраина - [11]

— Ф-фу! — сказал он с отвращением, морщась. — Да от него, как от барышни, духами воняет… Ф-фу!..

И все по очереди подходили к нему, тыкались носами, дурашливо отфыркивались, явно подражая рукастому, и отворачивались, демонстрируя свое неприятие.

— Вонючка, — сказал рукастый и повторил, как припечатал: — Вонючка. А что, братцы, если поднести ему одну горяченькую, устоит он на ногах?

Коля, не мигая, смотрел на рукастого, понимал, что просить у него пощады бессмысленно, и думал лишь о том, чтобы устоять, не упасть, не выказать свою слабость и страх перед ними. Он даже незаметно расставил пошире ноги, для большей опоры… Однако удар был столь неожиданным и резким, что он и глазом не успел моргнуть, как оказался на земле. Земля поплыла, пошла кругами, во рту стало горячо и солоно. Наверно, язык прикусил. Коля попытался встать, но тут же был снова сбит не менее чувствительным ударом.

— Лежи. Куда торопишься? — насмешливо сказал рукастый, захохотал и ловко, сквозь зубы, сплюнул. — Ишь штрипочки-то распустил… Барин какой сыскался. Вонючка.

— Это нечестно, — сказал Коля, едва ворочая опухшим языком. — За что вы меня бьете?

— Мы тебя бьем? — притворно удивился и даже присвистнул рукастый. — Окстись, батюшка. Ежели б мы тебя били, — выставил он кулаки, повертел перед носом у Коли, — ежели б мы тебя били, вонючка, дух бы из тебя вон… Или, может, отвесить горяченьких?

— Не надо, — попросил Коля. — Это несправедливо.

— А как справедливо? — насмешливо осведомился рукастый.

— Сильный слабого не трогает.

— Ага. Значит, я сильный, а ты слабый?

— Да. Физически ты сильнее.

— А коли так, слушай и на ус мотай, — тоном приказа велел рукастый. — Чистюлю из себя не изображай и в таком мундире больше не являйся… Понял?

— А если у меня другого нет?

— Видали? Другого у него нет… Ишь, вырядился. И сапожки лаковые. Штрипки оторви.

Коля промолчал. Однако и на другой день пришел в том же вицмундире, чистенький, аккуратный, причесанный… Это был уже явный, немаскированный вызов. И вечером, после уроков, рукастый опять перехватил его в том же проулке и поколотил, насыпал земли в карманы… Дома Коля не признался, сказал, что прыгнул через канаву и упал, испачкавшись. Мать охала, ахала, перепугавшись, просила быть осторожнее, обходить эти канавы. Отец, строго посмотрел на сына и ничего не сказал. Но Коля и на третий день отправился в гимназию в тщательно почищенном, отутюженном вицмундире, подтянутый и аккуратный, готовый снова и снова доказывать свою правоту: при чем тут костюм? Пусть не думает рукастый… Пусть не воображает! Коля вошел в класс уверенно, прошел на свое место, не глядя на обидчиков. И этой решительностью и неуступчивостью, наверное, смутил и озадачил рукастого. Коля ловил на себе его свирепые взгляды и не мог понять, чего в них больше — открытой злобы или скрытого бессилия. Впервые Коля почувствовал, понял, что противник его в чем-то поколеблен. Однако на последней перемене рукастый подошел и прошипел зло в самое лицо Коле: «Ну, смотри, Вонючка, мы тебя еще не так проучим…»

Домой Коля отправился тем же путем. И удивился, когда миновал знакомый переулок: никто его не остановил. Думал, отступились… Но в другом переулке, напротив бань Тернера, как из-под земли вырос и заступил дорогу Рукастый (Коля иначе теперь и не называл его), рядом с ним стояло еще двое… Коля молча смотрел на него. Рукастый тоже молчал, засунув руки в карманы.

— Послушай, — сказал он наконец, — ты что… хочешь быть лучше всех?

— Не знаю, я не думал об этом, — ответил Коля. — А почему я должен быть хуже всех?

— Не хуже, а как все. Как все!..

— Так не бывает, — возразил Коля. Рукастый усмехнулся:

— Ничего, будет… Спрашиваю в последний раз: ты всегда будешь таким… чистеньким?

— Всегда, — упрямо сказал Коля, готовый тысячу раз повторить это слово. — Всегда.

Рукастый медленно, лениво вынул из карманов уже как бы изготовленные к очередной экзекуции кулаки и угрожающе произнес:

— Та-ак. Значит, всегда?

И в этот миг Коля увидел еще одного третьеклассника, по кличке Дер-бер, которую тот получил за свой угрюмый вид и невероятную силу. Он был огромен, огненно-рыжие волосы, не знавшие расчески, торчали в разные стороны, придавая лицу еще более дремучий и угрюмый вид. Дер-бера никто бы и пальцем не посмел тронуть, кого угодно он мог прибить, раздавить. Иногда он шутки ради во время перемены велел всем выйти в коридор и держать классную дверь снаружи, что ученики делали охотно. Они старались изо всех сил, наваливаясь на дверь, однако Дер-бер без особого труда ее открывал, при этом державшие снаружи отлетали в разные стороны, рассыпались, как горох… Иногда в коридор выходил Дер-бер, наваливался на дверь, и тридцать учеников тщетно силились ее открыть. Дер-бера боялись не только ученики, но и учителя, даже злой и мстительный инспектор Прядильщиков, готовый всякого высечь за малейшую провинность, на Дер-бера не смел голоса повысить, обходил его стороной…

Дер-бер появился внезапно, и Коля, увидев его, обмер, чувствуя, как холодеют ноги и руки. Дер-бер шел чуть вперевалочку, держа громадные свои кулаки на отлете, как две чугунные гири, и волосы его пылали, будто костер. Коля зажмурился, но тут же вскинул глаза: Дер-бер был уже в двух шагах, и лицо его ничего не выражало, кроме спокойного презрения. Коля с ужасом ждал своей участи… Что он сделает с ним? Дер-бер надвигался, как гора, готовая раздавить, сравнять с землей, не оставив мокрого места. Рукастый стоял спиной к Дер-беру и не видел его приближения, поэтому Колин испуг, перемену в его лице, понял по-своему, что и подлило масла в огонь: он ткнул Колю кулаком в грудь — и вдруг сам отлетел в сторону, покатился в пыль, сбитый ударом Дер-бера. Остальных его сподручников точно ветром сдуло. Так молниеносно все это произошло. Громадная фигура Дер-бера нависла над Колей — настал и его черед. Дер-бер протянул руку и взял его за плечо… Коля зажмурился. Время как будто остановилось. «Что же он медлит?» — подумал Коля я, подняв глаза, вдруг увидел, что Дер-бер улыбается.