Око тайфуна - [34]

С того времени прошло более пятидесяти лет. Германский фашизм был разгромлен. А ставший привычным на страницах газет термин «фашизм» приобрел какое-то странное, не страшное содержание. Но само явление не исчезло.

Я упоминал уже главное, неотъемлемое свойство любых фашистских режимов — тотальность идеологии. Чтобы ни критики, ни сомнений, ни изучения! (Совсем как в средние века: «…воспрещаем… всем мирянам открыто и тайно рассуждать и спорить о Святом Писании, особенно в вопросах сомнительных и необъяснимых, а также читать, учить и объяснять Писание за исключением тех, кто имеет аттестат от университетов». Указ от 25 сентября 1550 года о преследовании еретиков в Нидерландах.)

Тотальная идеология неизбежно приводит к жесткой цензуре печати и последующему запрещению и уничтожению книг.

Другим принципиальным свойством фашизма является «примат государства», то есть безусловное подчинение личности системе управления. Более того, подчинение должно выглядеть добровольным и охотным.

«Примат государства» естественным образом порождает шовинизм и национализм.

Экономически фашизм неразрывно связан с огосударствлением экономики. Характерно, что в условиях формально общественной, а фактически государственной, экономики тотальная политическая власть сама по себе становится крупной экономической силой. Обобществление может быть и социалистическим, и государственно-монополистическим. Неизвестно только, могут ли в определенных условиях эти формы переходить друг в друга? Ведь разница между двумя способами производства лишь в том, кто получает прибавочный продукт — весь народ или выделенный класс.

Итак, фашизм — это государственно-монополистическая экономика при тотальной идеологической системе. И еще — определенная социальная психология.

Мы часто упускаем из виду, что фашизация Германии была связана не только с идеями государственного регулирования производства, не только со страхом буржуазии перед революционным движением, но и с недовольством трудящихся масс, с их желанием найти выход из экономического, политического, идеологического кризиса, в котором оказалась Веймарская республика. И не только промышленники и генералы требовали твердой власти и порядка. Средние слои тоже требовали.

Три линии фашизации — социально-психологическая, идеологическая и экономическая — развиваются совместно, и трудно сказать, где раньше была построена фашистская система — в общественном бытие или общественном сознании.

Рассматривая и анализируя общественные отношения восьмидесятых годов, Вячеслав Рыбаков показывает, что социально-психологические явления фашизации уже начали проявляться в нашей стране.

«— Гляди, ревет, — бросил один из темных другому. — Несолидно, — и он вдруг легко хлестнул Юрика ребром ладони снизу по носу.

Нос врезался в глаза, в переносье что-то взорвалось, Юрик, ослепнув от боли, хрюкнул, кинул голову назад. Хлынули слезы.

— Студент? — спросили его дружелюбно. Голос еле донесся сквозь гул испуганно бурлившей крови.

— Д-да… — всхлипнул Юрик, растирая кулаком глаза. Тогда один из мучителей взял его правую руку и ловко отогнул указательный палец чуть дальше положенного природой предела. Юрик дернулся.

— Рыпнешься — отломаю, писать будет нечем, — предупредил тот».

Всего лишь хулиганы? Но парни из штурмовых отрядов были именно хулиганами, и первые фашистские мятежи назывались «пивными путчами», и никому до них не было дела. В. Рыбаков называет вещи своими именами: «Фашисты по молодости лет не знали, как поступить. Это были неопытные фашисты».

Что ж, опыт — дело наживное.

Может показаться, что социально-психологические корни фашизма наименее опасны. Действительно, ведь общественное бытие определяет общественное сознание, а не наоборот. Но, как указывает Фридрих Энгельс: «В том обстоятельстве, что эти объекты находятся во взаимной связи, уже заключается то, что они воздействуют друг на друга, и это их взаимное воздействие… и есть именно движение».

Но дело уже не в этом. Слишком незначительной может оказаться разница между базисами. И слишком много тревожных явлений наблюдаем мы в сфере идеологии. Так, средневековый по сути своей, Индекс запрещенных книг существует и сегодня. В затхлой атмосфере последних десятилетий марксизм-ленинизм все больше приобретает черты застывшей идеологии, а не революционного учения пролетариата. Формальный характер преподавания общественных наук признан уже с трибуны Съезда. А ведь такой формализм — явление неслучайное. Как не случайны коррупция, взяточничество, самоуспокоенность, «бурные аплодисменты, переходящие в овацию», — все негативные явления семидесятых годов, о которых столько говорилось в последнее время.

Эгоизм, властолюбие, стремление унизить того, кто послабее, таится в каждом человеке. Это — наследие тысячелетий животного существования, глубинные инстинкты, не признающие ничего, кроме «хочу». Сознательно цивилизованный человек не может даже помыслить о той бездне зла, которую он заключает в себе.

«Любой разум — технологический ли, или руссоистский, или даже геронический — в процессе эволюции первого порядка проходит путь от состояния максимального разъединения (дикость, взаимная озлобленность, убогость эмоций, недоверие) к состоянию максимально возможного при сохранении индивидуальностей объединения (дружелюбие, высокая культура отношений, альтруизм, пренебрежение достижимым). Этот процесс управляется законами биологическими, биосоциальными и специфически социальными»