Окно в вышине - [19]

Его ноги мешали мне открыть дверь. Толкнув ее посильнее, я вошел внутрь. Наклонившись, потрогал большую артерию. Она не билась. Кожа была холодная, как лед. Избитая фраза, но так оно и было. Я выпрямился, прислонился к двери, сжав кулаки — о, этот проклятый запах бездымного пороха. Еще слышный за двумя дверьми бейсбол все еще продолжался.

Я стоял и смотрел на него. Ничего теперь не поделаешь, Марло, абсолютно ничего. И зачем только ты здесь оказался? Ведь ты почти не знал его. Уходи-ка ты отсюда, да поживее.

Я закрыл дверь ванной и вернулся в комнату. Теперь из зеркала на меня смотрело странное, перекошенное лицо. Я достал ключ, который он мне дал, подержал во влажных ладонях и бросил на стол, под лампу.

Я тщательно вытер отпечатки пальцев на ручках двери и вышел в коридор. Доджерсы вышли вперед, счет был 7:3. Слышно было как подвыпившая, пришедшая в певческий восторг женщина распевала блатной вариант песенки «Фрэнки и Джонни» голосом, который от виски отнюдь не улучшился. Низкий мужской голос прорычал, чтобы она заткнулась, но она продолжала петь. Послышалось быстрое движение, звук пощечины и вопль. Потом слышен был только бейсбол.

Достав сигарету, я закурил и спустился вниз по лестнице, тупо разглядывая в сумраке коридора надпись: Управляющий — кв.106.

Целую минуту я стоял и разглядывал эту надпись, покусывая кончик сигареты, потом повернулся и пошел в конец коридора, где на эмалированной табличке, прицепленной к двери, было написано: «Управляющий». Я постучал.

Раздался звук отодвигаемого кресла, шарканье ног, и дверь открылась.

— Вы управляющий?

— Угу.

Именно этот голос я слышал по телефону. Это он разговаривал с Илайшей Морнингстаром. Передо мной стоял долговязый человек с зелеными глазами и с красными, как морковь, волосами и бровями. Лба у него почти не было — волосы росли чуть не от переносицы, уши так сильно оттопыривались, что наверное, хлопали при сильном ветре. Я подумал, что его длинный узкий череп, вероятно, набит всякими мелкими хитростями, а длинный нос говорит о любопытстве. Тертый калач, от такого немногого добьешься. Смотрящее на меня лицо было холодно и спокойно, как лицо трупа в морге. Живет, на груди расстегнут, рукава рубашки засучены, а в руке — пустой грязный стакан.

— Где мистер Ансон? — спросил я.

— 204-я.

— Его там нет.

— Не прикажешь ли расшибиться всмятку?

— Да нет, — сказал я, — вы ведь на службе, или, может быть, у вас день рождения?

— А ну, давай, ходи ножками, — сказал он, — мотай отсюда.

Он навалился на дверь, пытаясь ее закрыть. Я воспротивился этому, нажав на дверь со своей стороны. Наши лица приблизились друг к другу.

— Пять долларов, — сказал я.

Это сразило его. Он так внезапно распахнул дверь, что мне пришлось выставить вперед ногу, чтобы затормозить и не удариться лбом об его подбородок.

— Входите, — сказал он.

Комната, обставленная согласно инструкции (точно такая же кровать, абажур на лампе и стеклянная пепельница), выкрашена краской цвета яичного желтка и, догадайся кто-нибудь изобразить на ее стенах парочку жирных черных пауков, разлитие желчи вам было бы обеспечено.

— Садитесь, — сказал он и закрыл дверь.

Я сел, и мы с невинным видом стали разглядывать друг друга, словно два торговца подержанными автомобилями.

— Пива? — спросил он.

— Спасибо.

Он открыл две банки, наполнил свой грязный стакан и достал для меня другой, не чище. Я сказал, что буду пить прямо из банки.

— Десять центов, — сказал он.

Я отдал ему монету.

Сунув монету в жилетный карман, он пододвинул себе стул, сел на него, вытянул свои костлявые с острыми коленками ноги и, опустив руку между колен, уставился на меня.

— Не нужны мне ваши пять долларов, — сказал он.

— Вот это хорошо, — сказал я. — Откровенно говоря, я и не собирался их отдавать.

— Умник, — сказал он. — Да и за что? Ничего не произошло. Все у нас тихо и спокойно.

— Пожалуй, даже слишком. Вот только сверху уже доносится орлиный клекот.

Он широко улыбнулся.

— Давайте, острите, — сказал он, — все равно на меня не действует.

— Совсем, как на королеву Викторию.[6]

— Не понял.

— Конечно, где уж, — сказал я.

Такой разговор всегда бодрит меня, я становлюсь смелее и находчивее.

Я вынул бумажник и достал из него карточку, не свою, конечно. На ней было написано: Джеймс Б. Поллок, компания по возмещению убытков, разъездной агент. Одновременно я пытался вспомнить, какой он из себя, этот Джеймс Б. Поллок, где я с ним встречался. Так и не вспомнив, я отдал карточку морковному человеку.

Прочитав, он почесал уголком карточки нос.

— Значит, из полиции? — спросил он, и так и впился в меня зелеными глазками.

— Драгоценности, — сказал я, неопределенно махнув рукой.

Он задумался, а я попытался обнаружить в нем хоть какие-нибудь признаки беспокойства. Безуспешно.

— Всякое бывает, — согласился он. — Только у нас вряд ли. Правда есть тут один, но вид у него приличный.

— Может быть, я на ложном пути, — сказал я.

Я описал ему Джорджа Ансона Филипса таким, каким я знал его, когда он был жив: его коричневый костюм, темные очки, шоколадного цвета шляпу с коричневой и желтой лентой. Только сейчас вспомнил, что шляпы в ванной не было. Куда она делась? Наверное, он понял, что она слишком заметная и выбросил ее. Неплохая блондинистая голова была у него, подумал я с грустью.