Дом находился на Дрезден-авеню в районе Оук-нолл Пасадены.[2] Большой, солидный, неприветливо глядевший дом с темно-красными кирпичными стенами, терракотовой черепичной крышей, с отделкой из белого камня.
Дом был двухэтажный. Нижний этаж весь застеклен, в верхнем этаже — окна коттеджного типа с множеством каменных украшений в стиле рококо.
Прямо под окнами — цветущие кусты. Перед домом расстилалась прекрасная зеленая лужайка примерно в полакра. Отлого спускаясь вниз, она обтекала, словно прохладный зеленый поток огромный гималайский кедр, возвышающийся посреди нее, как скала. К дому вела широкая аллея. Вдоль нее росли красивые белые акации. Ни один листочек не шелохнулся в неподвижном, напоенном чудесным ароматом летнем утреннем воздухе. Бюро прогноза погоды обещало приятный прохладный денек.
Мне было известно, что в доме вместе с семьей проживает миссис Элизабет Брайт Мердок, которая, пригласив частного детектива, поставила одно единственное условие: чтобы он был хорошо воспитан и опрятен, например, не оставлял на полу пепла от сигар. Мне также было известно, что она вдова одного старого дурака по имени Джаспер Мердок, сделавшего кучу денег на общественных подрядах. Его фотография неизменно появлялась в местной городской газете к годовщине рождения или смерти с надписью: ВСЯ ЕГО ЖИЗНЬ — СЛУЖЕНИЕ.
Оставив свой автомобиль на улице, я пересек зеленую лужайку, ступая по шатким камням дорожки, и из кирпичного портика с остроконечной крышей позвонил.
От парадной двери и до начала подъездной аллеи шла низкая стена из красного кирпича. В конце ее — бетонный блок, на котором масляной краской был нарисован негритенок в белых бриджах, зеленой куртке и красной шапочке. Он держал в руке хлыст, у его ног было укреплено железное кольцо. Казалось, он слегка опечален, словно ждет здесь кого-то очень давно и потому приуныл. Дверь все не отворялась, я подошел к негритенку и погладил его по голове.
Наконец, средних лет карга в одежде служанки приоткрыла парадную дверь дюймов на восемь и вытаращила на меня глаза-бусинки.
— Филип Марло, — сказал я. — К миссис Мердок, по делу.
Она стиснула зубы и, поморгав, сказала сварливым, способным раздробить камни голосом первых поселенцев.
— Вы к кому собственно?
— Э… э…
— К какой миссис Мердок? — проскрипела она.
— К миссис Элизабет Брайт Мердок, — сказал я. — Я не знал, что есть еще другая.
— Есть, — отрезала она. — Дайте-ка вашу визитную карточку.
Она высунула из щели нос и протянула сухую жилистую руку. Я вынул бумажник, достал из него свою визитную карточку и подал ей. Рука и нос тотчас исчезли, и дверь захлопнулась.
Я подумал, не поискать ли мне черный ход.
Прошелся вдоль стены и опять погладил негритенка по голове.
— Вот так-то, брат, — сказал я. — Знаешь, ведь мы с тобой — братья.
Шло время, уйма времени. Я сунул в рот сигарету, но не зажег ее. Мимо проехал бело-голубой фургон, владелец которого был, наверное, весельчак, потому что его шарманка играла «Индюшку, разрешающуюся от бремени». Большая черно-золотая бабочка, ловко спланировав, приземлилась на кусте гиацинта у самого моего локтя, посидела на листочке, медленно поднимая и опуская крылышки, потом с трудом оторвалась и, покачиваясь, точно пьяная, исчезла в неподвижном, полном ароматов воздухе.
Дверь вновь отворилась и карга сказала:
— Можно.
Я вошел и оказался в большом квадратном зале. Здесь было прохладно и сумрачно, как на дне, и тихо, как в церкви. Запах был, во всяком случае, такой же. На шероховатых оштукатуренных стенах висели декоративные ткани, снаружи на высоких окнах были железные решетки в виде балкончиков, у стен стояли тяжелые кресла с плюшевыми сиденьями и ткаными спинками, по бокам которых висели кисти с потускневшей позолотой. Во всю ширину задней стены было окно из витражного стекла размером чуть не с теннисный корт и застекленные створчатые двери с занавесом. Старомодный, затхлый, раздражающе благопристойный зал. Какая страшная скука — сидеть в таком зале и ждать приема. Еще я заметил мраморный столик на гнутых ножках, на котором стояли позолоченные часы, какие-то статуэтки из мрамора…
Да, не хватит недели, чтобы очистить этот хлам от пыли! Куча денег, растраченная попусту. А лет тридцать назад в богатом, роток-на-замок провинциальном городишке, каким была тогда Пасадена, этот зал был, наверное, предметом зависти.
Мы прошли через зал, потом вошли в холл, и карга, открыв дверь, махнула рукой: мол, давай, проходи.
— Мистер Марло, — сказала она у меня за спиной отвратным голосом и удалилась, вероятно, скрежеща зубами.
