Окно в Европу - [2]

– Нельзя ли ближе к теме? – насторожилась я. – Что-то не совсем ясно, на что мне не следовало давать согласие?

– На свадьбу!

– Господи, прости! Да ведь она наверняка не за моего Димку замуж собралась? Зачем мне давать или не давать ей согласие? И она вполне совершеннолетняя – сорок пять скоро стукнет!

Я удостоилась взгляда, которым обычно смотрят на безнадежно больных – смесь тщательно скрываемой жалости с фальшивым оптимизмом.

– Вот именно! Сорок пять! Нинка привела этот довод в качестве разумного, сославшись на то, что в этом возрасте «баба – ягодка опять!» – Волна озарения меня не захлестнула. Пожалуй, я еще больше озадачилась. Наташку это глубоко опечалило: – Ну ты и пробка! Просто поражаюсь, за что тебя на работе ценят? Хорошо. Объясняю на пальцах, недогадливая ты наша: у Нинели шестьдесят восьмой размер, ну может, чуток преувеличила. И рост метр восемьдесят пять, не меньше. Анастас Иваныч рядом с ней – отдыхает. Может, кто-то в сорок пять и будет ягодкой, – подруга с сомнением посмотрела на меня и поправила у себя воротничок блузки, – но только не Нинель. К ней больше подходит образ гигантской тыквы. Помнишь, в прошлом году у Алки выросла? Интересно, долго они ее жевали? Кстати, у тебя не сохранился рецепт запеканки с тыквой и творогом. Обалденная вещь! Даже слюнки потекли. Вот что значит ностальгия!

– Сохранился, – несколько удивленно ответила я.

– Потом дашь. И не сбивай меня с мысли… Так ты поняла, почему Нинка не ягодка? – В Наташкиных глазах заплясали искорки новой порции раздражения, и я поспешно подтвердила, что поняла. Чего ж тут не понять. Арбуз – ягода, тыква – овощ. Шестьдесят восьмого размера… Подруга удовлетворенно кивнула. – Конечно, морда у Нинель очень симпатичная, но вот ее параметры… Чуть меньше трансформаторной будки. Спрашивается, какой мужик добровольно на Нинку польстится? – Я пожала плечами. Откуда ж мне это знать, если я не мужик и на Нинели всегда смотрю своими женскими глазами. По-моему, нормальная баба… Веселая и добрая до посинения. В прошлом году зимой на нетопленой даче стянула с себя шубу, чтобы согреть приблудного котенка. Когда мы к ней пришли, ее лицо уже приобрело стойкий синюшный оттенок. Мы потом ее до дома везли вместе с этим котенком. Он всю дорогу орал от страха, а Нинкину шубу в двух местах обдул. Сама Нинель после этой поездки две недели в кровати с ОРЗ провалялась. Теперь котенок вымахал в восьмикилограммового котяру, животиком пол подметает. А если крадется на даче за мышами, после живота колея остается. Им же подметает ступеньки лестницы, когда поднимается в дом. – Ты со мной согласна?

– Что-то я сегодня очень рассеянная. Извини, отвлеклась…

– Ну вот, я ей тут детали разжевываю, а она в прострации! Согласна, говорю, что на такую колоритную даму может клюнуть какой-нибудь извращенец или пройдоха со своими далеко идущими планами, в которых места в недалеком будущем для Нинки нет?

Язык так и чесался возразить. Я и возразила:

– А если это любовь? И этот мужчина сумел сквозь плотную телесную оболочку Нинки разглядеть ее добрую и нежную душу.

– Да она у нее так далеко запрятана, что без специальной аппаратуры фиг запеленгуешь! – Наташка схватила мой кофе и залпом осушила чашку, со стуком поставив ее на стол. Я растерянно заглянула в нее и подумала, стоит ли мне повторить этот номер с чашкой подруги? – Дрянь эта помесь «Арабики» с чем-то еще, – поставила точку на решении кофейного вопроса Наташка. – Не знаю, у кого из вас хватит терпения осилить этот здоровенный мешок? Целых двести граммов! Ну, положим, ты не знаешь всех деталей Нинкиного скоростного романа. Рассказываю. На майские праздники, когда мы отправились отдыхать в ссылку на Селигер, Нинель, как нормальный человек, прикатила на дачу с котом в корзинке и тележкой продуктов. В первую очередь, для него, во вторую – для матери, в третью – для дочери. Впрочем, Леку можно не считать. Глиста в корсете и вегетарианка. Травки пожует, ей на неделю хватит. Наверное, в отца пошла. Но я его не видела – не знаю.

– Мы с Димкой его знали, – взяв Натальину чашку и обретя уверенность в себе, заявила я. – Пожалуй, ты права. Лека в отца. Он был стройным и высоким. А погиб за полгода до того, как сосватали вашей семье продававшийся участок. Нинель говорила – разбился на машине. Мы еще по дачам деньги собирали на похороны, но его мать категорически от этих денег отказалась. Их потом пустили на ремонт дороги. Кстати, тогда Нинка такой полной не была. Наверное, поправилась с горя. – Я задумалась, ударившись в воспоминания. – Хотя, сказать, что она особенно горевала… Честно говоря, мне так не показалось. Пожалуй, горевала она больше с ним, нежели без него. Не один раз видела ее заплаканной и с синяками. Нинель объясняла их столкновением со стройматериалами. Тогда они еще строились… После похорон Нинка ожила и похорошела. Жаль, что вовремя не смогла притормозить. Я имею в виду, хотя бы до сорок восьмого размера… Но я тебя перебила…

– Можно подумать, в первый раз! В общем, до позднего вечера Нинка радовалась весне на грядках, перекапывая землю и занимаясь посевными работами. Пока не вспомнила, что забыла выключить дома в Москве газовую конфорку. В десятом часу вечера она, ругая себя такими словами, которые ей никак не шли – согласись, ну какая из нее проститутка? – поплюхала на станцию. Желающих ехать в Москву в такое время, да еще в праздничные дни, почти не было. Вот и сидела она в вагоне, наслаждаясь полным одиночеством и вздрагивая от страха на каждой остановке…