Окна в плитняковой стене - [18]
А теперь здесь… на этих…
Степан!
Эй, Степан!
Топ, топ, топ, топ, трах, трах, трах, трах!
Имею честь явиться, Ваше превосходительство!
Трах, трах, трах, трах! Вшпрсхиство… (Эхо в оштукатуренном коридоре комендантского дома.)
Позвать сюда Якоба!
…Этот Якоб… Кхм. Пороха он не выдумал. Но он предан мне. Любопытен — до страсти. Но никогда ни одного вопроса. Несмотря на двадцать три года службы. И никаких вольностей. Как бывает со старыми слугами. Он знает свое место. Он как будто уже и не помнит, что его генерал обязан ему жизнью. Конечно. В Кунерсдорфском рапорте было написано: …Командир полка полковник Бибиков нашел среди штабелей убитых тяжело раненного поручика Михельсона. Бибиков. Лично! Кхм. Относился ко мне Бибиков всегда прекрасно. Это правда. Но то, что он сам меня там нашел, такая же правда, как то, что наша милостивая императрица Елизавета сама построила Зимний дворец. И так далее. Лично. (Но почему же тогда я не спорю, когда говорят: Михельсон победил Пугачева? Ха, ха, ха!) Во всяком случае, нашел меня среди штабелей убитых сержант второй роты третьего батальона третьего мушкетерского полка Якоб Грау. Ибо то склоненное надо мной пыльное, взволнованное и вдруг просиявшее лицо, которое выплыло из кровавого тумана, когда я впервые после первой перевязки пришел в себя, лежа в ужасающе тряской повозке, оказалось лицом Якоба. Мой денщик был одним из тех шестнадцати тысяч, жизнью которых мы заплатили за победу под Кунерсдорфом. Спасти меня удалось Якобу ценой огромных усилий. Я попросил Бибикова дать мне его в денщики. Кроме того, выяснилось, что он родом из Пайде. Так что в привычном окружении, среди офицеров, я мог говорить с ним по-немецки. Но если я хотел, чтобы почти никто из немцев и ни один русский нас не понял, я мог говорить с ним по-эстонски. На эстонском языке он лопотал с сильным акцентом, но все же понять его было можно. Я помню, он спросил меня: «Ваше превосходительство, где Вы родился?» И я сказал: «На Сааремаа. Но мое родовое имение было в ту пору Сессвеген. В Лифляндии. Возле Вендена». В точности, как было в полковых бумагах… Да. Это он у меня за двадцать три года все-таки спросил. И свои соображения он мне тоже сообщил. Ха, ха, ха. Смешная система у нас с ним с тех пор установилась. Но мы относимся к ней всерьез. Он был ужасающе наивным парнем. Вначале. В армию он попал совсем незадолго до того. Ни с одним офицером близко дела не имел. (У меня к тому времени было за плечами уже шесть лет полкового опыта. Не говоря о более раннем.) Так что наивен он был до мозга костей. Однако порой ведь случается, что ты спросишь мнение своего слуги. Якоба я еще в шестидесятом году сделал своим камердинером. Когда получил капитана, а он после контузии остался заикой, так что больше не мог быть сержантом действующей армии. И по своей наивности он простодушно сообщал мне свое мнение о том, что я спрашивал. Большей частью его мнение я знал заранее. Но все же не всегда. Иногда он говорил невероятные нелепости, Но порой и то, чего я боялся. А иногда он видел ситуацию с новой стороны. С существенной стороны. За нелепости я его ругал. Если он говорил то, чего я не желал слышать — тоже. Если в ответ на неприятный вопрос он молчал, я легонько подстегивал его. Хлыстом иронии. И так далее. Жизненная выучка. Годами складывалась система, которая теперь у нас существует. Я спрашиваю: «Якоб — как ты думаешь?» Он смотрит, если я при этом поднял большой палец левой руки, он говорит: «Т-т-так же к-к-как и ваше превосходительство полагают». Если я скрещиваю руки на груди, то возникает труднейшее положение, ибо он сам должен решить, что мне ответить. А если я подымаю большой палец правой руки, он должен, не раздумывая, сказать мне свое истинное мнение. Причем на этот раз ругать его я не стану. Даже за самую большую нелепость. И я считаю, что эта система отлично защищает от меня его «права человека». Лучше, чем эти самые американцы защищают свои права при помощи декларации, которой они так сильно размахивают сейчас там, в Париже! Тук-тук-тук-тук!
— Eintreten![31]
— В-в-ваше п-п-прев…
Якоб, завтра в два часа ночи. Приготовить мелкие дорожные принадлежности. Четырехместные сани с четверкой лошадей. Без кучера: я и ты. И все, что ты сегодня купил. Ясно?
Т-т-так т-т-точно в-в-ваше п-п-пр… И ордена и сапоги?
Орденов не надо. А валенки взять.
3
Ну, так и есть. В точности, как я писал — раз и подавай! Сегодня ночью в два часа отсюда уедем, и, само собой, только один генерал знает, куда. А вот по какому делу, в этом у меня нет больше никаких сомнений. Ладно, сначала я думал, что свои шалости он здесь в Таллине начнет, ибо, как я читал в газете, здесь в зале Канута как раз дают представления итальянские комедианты, а из-за итальянских актрис он и раньше, случалось, курьерских лошадей загонял. А вот на тебе, выкуси. Теперь-то само собой ясно, что двинем куда-нибудь в имение, только в какую сторону, этого я сейчас еще никак не могу знать. Потому что в этом смысле для нас ведь никакие дороги не заказаны — от Сааремаа до Саалузе или еще куда душа пожелает. Но раз уж мы берем с собой только мелкие дорожные принадлежности, можно думать, что наше путешествие весьма далеким быть не должно, хотя известно, другой раз случалось, что и с одной маленькой дорожной принадлежностью конец во сто верст отмахать могли. Но для меня вовсе удивительно то, что мы против нашего обыкновения в санях едем, потому что у нас всегда было в моде (не глядя на сугробы и распутицу, дожди и ломоту в мягком месте) верхом ездить — не ровен час, вдруг кто-нибудь сомневаться начнет в том, что мы все еще самый ловкий наездник во всем войске
Роман выдающегося эстонского писателя, номинанта Нобелевской премии, Яана Кросса «Полет на месте» (1998), получил огромное признание эстонской общественности. Главный редактор журнала «Лооминг» Удо Уйбо пишет в своей рецензии: «Не так уж часто писатели на пороге своего 80-летия создают лучшие произведения своей жизни». Роман являет собой общий знаменатель судьбы главного героя Уло Паэранда и судьбы его родной страны. «Полет на месте» — это захватывающая история, рассказанная с исключительным мастерством.
Яан Кросс (1920–2007) — всемирно известный эстонский классик. Несколько раз выдвигался на Нобелевскую премию. Поэт и прозаик. Многие произведения писателя переводились на русский язык и печатались в СССР огромными тиражами, как один из исторических романов «Императорский безумец» (1978, русский текст — 1985).Детская повесть-сказка «Мартов хлеб» (1973, впервые по-русски — 1974) переносит вас в Средневековье. Прямо с Ратушной площади Старого города, где вы можете и сегодня подойти к той самой старой Аптеке… И спросить лекарство от человеческой недоброты и глупости…
Рассказ Яана Кросса с сайта Литературная Эстония (http://www.veneportaal.ee/le/proza/Kross.htm)
Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.
Семнадцатилетняя Наташа Власова приехала в Москву одна. Отец ее не доехал до Самары— умер от тифа, мать от преждевременных родов истекла кровью в неуклюжей телеге. Лошадь не дотянула скарб до железной дороги, пала. А тринадцатилетний брат по дороге пропал без вести. Вот она сидит на маленьком узелке, засунув руки в рукава, дрожит от холода…
Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.
Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи.Собрание сочинений в десяти томах. В первый том вошли рассказы и очерки 1881–1884 гг.: «Сестры», «В камнях», «На рубеже Азии», «Все мы хлеб едим…», «В горах» и «Золотая ночь».
«Кто-то долго скребся в дверь.Андрей несколько раз отрывался от чтения и прислушивался.Иногда ему казалось, что он слышит, как трогают скобу…Наконец дверь медленно открылась, и в комнату проскользнул тип в рваной телогрейке. От него несло тройным одеколоном и застоялым перегаром.Андрей быстро захлопнул книгу и отвернулся к стенке…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман И. Мележа «Метели, декабрь» — третья часть цикла «Полесская хроника». Первые два романа «Люди на болоте» и «Дыхание грозы» были удостоены Ленинской премии. Публикуемый роман остался незавершенным, но сохранились черновые наброски, отдельные главы, которые также вошли в данную книгу. В основе содержания романа — великая эпопея коллективизации. Автор сосредоточивает внимание на воссоздании мыслей, настроений, психологических состояний участников этих важнейших событий.
Роман «Водоворот» — вершина творчества известного украинского писателя Григория Тютюнника (1920—1961). В 1963 г. роман был удостоен Государственной премии Украинской ССР им. Т. Г. Шевченко. У героев романа, действие которого разворачивается в селе на Полтавщине накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны — разные корни, прошлое и характеры, разные духовный опыт и принципы, вынесенные ими из беспощадного водоворота революции, гражданской войны, коллективизации и раскулачивания. Поэтому по-разному складываются и их поиски своей лоции в новом водовороте жизни, который неотвратимо ускоряется приближением фронта, а затем оккупацией…