Окна, открытые настежь - [27]

— Правильно написано, — отозвалась старуха, сидевшая в проходе на мешке с картошкой. — Писал человек как в воду смотрел. Мы вот с сыном построились на отлете… Ни село, ни город, бог знает что. На лысого же дидька мне такая жизнь? Если б не телевизор — на стенку можно полезть с тоски.

Слива еще издали заметил Виталия, когда тот соскочил с трамвая. Показал на него пальцем ребятам:

— Будьте знакомы! Приветик! Человек будущего! Живет у «пахана» в профессорской квартире, а мое инди-ви-дуальное строительство ему поперек горла… Теперь жди меня в гости, — бросил он на Виталия недобрый взгляд. — Буду своих баб к тебе водить. Или «маханшу» на твою жилплощадь переадресую. Будьте уверены, моя мамуля даст тебе прикурить: горляночка — во!

— Хоть бы мать пощадил, — сказал Виталий и двинулся было дальше. Но Слива загородил дорогу.

— Ты про мои девять метров напиши. Литературную пародию. Пусть мне ордер дадут, чтоб как у тебя квартира была, где-нибудь в Нагорном районе.

— Жилкомбинат тебя не устраивает?

— Эге! Это все обещанки… Когда он будет, этот ваш комбинат? Когда окончательно коммунизм достроим? Эх вы… писаки! — И, со злостью надвинув на лоб «стиляжную» белую кепку, Слива быстро прошел мимо Виталия.

«Если все на заводе будут так реагировать на статью…» — подумал Виталий и увидел толпу парней и девчат неподалеку от проходной — около стенда, где висел вчерашний номер областной газеты. Виталий вытянул шею и увидел: несколько абзацев в его статье были обведены карандашом, а некоторые строки подчеркнуты. Он с удовольствием прочитал эти места.

«…как часто мы отождествляем такие понятия, как «образование» и «воспитание», гордимся (и законно гордимся!) тем, сколько молодежи учится у нас в вечерних школах, заочных институтах, на курсах. И в то же время стыдливо замалчиваем все, что касается моральных критериев, взглядов на жизнь, поведения в быту… Как часто мы хвалимся (и законно хвалимся!) средствами воздействия на молодежь и непростительно мало интересуемся: а действуют ли эти средства! Очень хорошо, что у нас в клубах и красных уголках много стендов, диаграмм и плакатов. Но мы обязаны интересоваться еще и тем, что это дает? Сколько золотых рук сделали мы из не очень прилежных «середнячков»? Из гуляк — серьезных людей? Из эгоистов — сознательных граждан? Из равнодушных — творцов?

Ведь смешно было бы, если бы артиллеристы в бою отчитывались количеством выпущенных снарядов, а не попаданием в цель!»

Немного ниже снова было обведено:

«Нельзя одной ногой шагать в будущее, а другой — увязать в болоте прошлого. Нас пугает не то, что передовая молодежь завода будет селиться в маленьких домиках. Наоборот, в самые счастливые для нашей планеты времена исчезнут многоэтажные громады, люди будут жить в уютных виллах, среди буйной зелени… Нас беспокоит то, что в упомянутом поселке, где только что закладываются первые фундаменты, уже выглядывают из хлевов угрожающие рыла индивидуальных свиней, а от заботливо огороженных колючей проволокой грядок так и несет спекулятивным базаром… Разве же не легче переждать (может, и перемучиться!) год-два, а то и три на тесной жилплощади, пока построят, наконец, наш комбинат, чем слушать, как твоя мать или теща выясняет с соседкой проблему, чья коза чью капусту умяла? Как же можно назвать «социалистическим» этот беспризорный поселок, если там даже не запроектирован ни стадион, ни клуб, все отдано в «частные руки», а руководство завода, как страус, прячет голову под крыло и считает, что опасности нет. А опасность есть — и большая!»

Чубатый парень, обняв двух девчат за плечи, читал статью вслух, и почти все, кто слушал, смеялись и одобряли. «Ну, брат Величко, ты теперь потанцуешь», — подумал Виталий, уверенный, что его главный оппонент побежит сегодня с газетой по всем ответственным инстанциям.

В цехе Виталия ждало разочарование: ни Рогань, ни ребята вчерашней газеты не читали, и ему пришлось своими словами пересказать статью. В обеденный перерыв Виталия вызвали в комитет комсомола.

— Молодец! — неожиданно похвалил его Подорожный. Он потряс руку Виталия с таким видом, будто это не он вчера оспаривал все основные положения статьи. — Молодчина! Здорово написано! В ближайшее время обсудим статью на бюро, а потом устроим диспут.

«Вот так он и с узкими брючками обошелся, — раздраженно подумал Виталий. — Сначала тех, кто являлся в клуб в модных брюках, чуть ли не агентами мирового империализма объявил, а теперь сам, смотри, в каких «дудочках» щеголяет…»

— А главное, что мне понравилось в статье, — сказал Подорожный, — это правильная постановка вопроса. Обо всем сказано объективно, без личных моментов.

«Это он так радуется потому, что я его фамилию не назвал», — догадался Виталий.

— Заскочил я утром в партком к Михейко, — продолжал Подорожный, — он за тебя руками и ногами!

— А ты?

— Что… я?

— Ты за меня… за эту статью хоть одной ногой?

— Видишь Письменный, какой ты злопамятный.

— Да нет… Просто интересно: искренне ты меня поддерживаешь или только потому, что в высших инстанциях…

— Знаешь что? Если ты такого мнения, для чего же голосовал за меня, товарищ Письменный?