Оккупанты - [61]

В дверь позвонили. Астриса пришла.

– Я в больнице была. Как туда попадёшь! Коридоры, лифты, столько времени. И больница, и поликлиника, всё в одном здании. А кассы у них разные. Все ходят, спрашивают, переспрашивают. И никто сразу найти не может. Как в лесу большом, не знаешь, в какую сторону.

– Мой одноклассник командовал в своё время этой стройкой. Хороший строитель. Стал лауреатом премии Ленинского комсомола. Но на то время была супербольница. Там рядом ещё два корпуса начали возводить, да не достроили. Развал пошёл в стране. Теперь уже и не построят, наверное. Снесут, я думаю. Что с этих корпусов старых взять? Евроремонт? Это же копейки по сравнению с масштабной стройкой моста через Даугаву, да евроденьгами.

– Вот я там заблудилась. Смогла только теперь к вам. Вот мандарины принесла. Сладкие. Это апельсины кислые, а эти сладкие. Надо, чтобы живот опять привык к нормальной работе. Вы посмотрите в зеркало. Вы же так похудели, постарели, у вас по лицу видно – больница. Не надо сразу много и жирное. Поели чуть-чуть, час-полтора прошёл, ещё немножко. И будет вам сила. И ноги – переходите из одной комнаты в другую. Походили, отдохнули, и так постепенно.

– Перестань, ты сама мандарины ешь! – запротестовал Дед.

– Ему сало, чесночок, лучок! Какие там мандарины. И чем же вас вкусненьким угостить? Чай, кофе? – предложил Зять. – Фруктовый чай. Паштет есть. Пока бульон варится, после больницы перекусите чего-нибудь?

– Какой чеснок, сало! Пусть начинает потихоньку с творога, сметаны. Я хлебца серого принесла, пока желудок не в норме, надо такой хлебушек кушать. Называется «Живой хлеб», тут всякие семечки есть в нём, полезные.

– Это я ему всё принёс, а когда меня нет, что он тут делает? Главный источник пополнения энергии для человека – питание. И лекарства купил, в основном витамины. Дорогущее всё. Спрашиваю – до еды или после, а мне отвечают – вместо еды. О как!

– Правительство о нас не думает, – сказала Астриса, – у них зарплата по несколько тысяч латов.

– Со мной лежал вместе чернобылец. У него брат вступил в одну партию, её уж теперь закрыли за долги. Их же и создают на время распила денег, ненадолго. Его определили в совет морского грузового порта. Две тысячи четыреста латов приплачивали, но с условием, что он расписывается, оставляет себе семьсот, а остальное наличкой в кассу партийную приносит. Ну, раз в месяц совет этот позаседает, чего-то там, бумажки поскладывает. Два года так было. Потом вызвали, говорят – тут у одного нашего лидера партии плохо с деньгами, бизнес у него захирел, мы тебя пока из совета порта выводим, его туда назначаем. Там дальше подыщем чего-нибудь для тебя.

– А в Латвии сто шестьдесят тысяч семей не имеют средств к существованию, пособие какое-то дают небольшое, – сказала Астриса, – и разве вот такие партийные их понимают? И где рабочие места?

– В Латвии было сто пятьдесят тысяч рабочих, – сказал Зять, – а теперь триста тысяч человек выехали. Сейчас уже и больше. Не самые плохие, ленивые и тупые! Наоборот. В основном предприимчивая молодёжь, энергичные и неглупые. А чиновников почти десять процентов от числа работников. В три раза больше, чем надо.

– Вот. Молодежь с образованием и уезжает, – сказала Астриса. – А здесь завал полный. Делали же вагоны, приёмники, стиральные машины, трамваи, рыбу ловили, порт работал.

– Ломать не строить – душа не болит. У тех, кто порушил. Были два сахарных завода. Закрыли. Теперь говорят – невыгодно завозить сахар из Европы, надо свои заводы строить. Опять двадцать пять. Значит, денег дадут, и часть из них умыкнут, как всегда. Финны предложили завод построить в Латгалии, по производству небелёной целлюлозы. Триста пятьдесят человек работающих по проекту, а всю инфраструктуру должны будут обеспечивать десять тысяч человек. Кормятся вокруг них, зарабатывают. Для Латгалии, представляете, такой завод. Нет, что-то не понравилось финским парням, не пошёл проект. Наверное, большие взятки потребовались, не потянули, да и не принято у них так вести дела.

– Мне всё больше кажется, что кто-то это делает нарочно, – заключила Астриса.

– Латвия не Греция, забастовок не будет. В болоте штормов не бывает! – с горечью сказал Зять.

– Запах чудесный! – неожиданно сказал Дед. – Давай, наливай-заворачивай. Хватит про политику. Беси, они и есть беси, политики эти. Нервы об них мочалить.

– Присаживайтесь к столу, – пригласил Зять. – Сейчас я мясо разделаю, укропчик подсыплю. Морковку наловлю в тарелочки. Ах! Красота. Вон у Деда слюнки побежали. Это хорошо. Чтобы всё съел, повара по пустякам не расстраивай. Сам говорил – чистая посуда лучшая награда повару. Приличный получился бульон, вон пятнышки бегают круглые по поверхности, такие золотистые колёсики крутятся. А реклама какая!

– Ах ты, мать честная! Вкуснятина! – Дед проглотил первую ложку бульона, слегка обжигаясь. – Уже кишочки-то прогрею.

– Вот и славно. А то ты уже за ручку от щётки прячешься, и не видим, где ты, так отощал, – посетовал Зять.

– Я тут с краешка стола присяду. Тоже подкреплюсь. Съедим за раз, а там я ещё наварю, если будет заказ. Всем приятного аппетита.