Океан. Выпуск 6 - [4]
Глеб Николаевич Костецкий:
— Плавание на учебных парусниках закаляет волю и характер молодых людей, прививает им высокую организованность и ответственность за свои действия в коллективном труде. Ребята проходят хорошую морскую подготовку, становятся сильными и находчивыми, приобретают быструю реакцию, уверенность в своих действиях, чувство разумной осторожности и осмотрительности и, конечно, любовь к морю и к избранной профессии моряка.
В нашей стране — великой морской державе — есть несколько учебных парусных судов, в том числе и самые большие в мире красавцы барки «Крузенштерн» и «Седов», принадлежащие Министерству рыбного хозяйства СССР. На них проходят морскую практику будущие судоводители — курсанты мореходных училищ этого министерства. Так пожелаем всем учебным парусным судам нашей Родины и впредь успешно продолжать доброе и очень важное дело — воспитывать мужество и стойкость у юношей, избравших себе почетную, прекрасную и нелегкую профессию мореплавателей.
А. Миланов
ДРУЖУ С МОРЯКАМИ…
ПЛЕЩЕТ МОРСКАЯ ВОЛНА
Л. Князев
ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ
Повесть
За несколько дней до отхода «Зеи» из Ванкувера палубному юнге Васе Березину исполнилось четырнадцать лет.
Утром его растормошил матрос Илья Кравцов, с которым они жили в одной каюте:
— Подъем, капитан. Сейчас торт подадут!
Вася приоткрыл один глаз и улыбнулся. В каюту через иллюминатор врывался столб солнечного света. Вася сомкнул ресницы — столб распался на желтые лучики. Стало видно, как они ударяются в небритую щеку Ильи, высвечивают его редеющие кудри, отскакивают и рассыпаются на мелкие искры.
— Илья, а у тебя лысина начинается!
— Спасибо за сообщение номер одна тысяча один. — Прихрамывая, Илья подошел к умывальнику, надел очки и взглянул на себя в зеркало. Потом он принялся намыливать кисточкой щеки.
Вася спрыгнул со своей койки на прохладный линолеум и, улыбаясь, заглянул через плечо Ильи в зеркало. Илья не удостоил его взглядом.
— Ну, Илюха, я же так, я не в обиду, — протянул Вася.
— Да нет, я не обижаюсь. Я, Вася, вообще ни на кого не обижаюсь. Так лучше. А лысина — это от папы. Наследственность. Вот видишь, какой ты большой, плотничий сын. Плечи, лапы, чуб! Чуб-то, чуб молодецкий! Ну, тянись выше, на радость маме! — Илья положил бритву на раковину и, обернувшись, схватил Васю за уши. — Расти большой, не будь лапшой…
— Пусти, Илюха, пусти! — со смехом отбивался Вася. Он был выше приятеля чуть не на голову да, наверное, и посильнее, хотя бороться с ним никогда не пробовал. С кем хотите — пожалуйста, но только не с Ильей. И придет же такое в голову! — Хватит, Илья, — взмолился он, и матрос отпустил его красные, как гребень петуха, уши.
Вася пришел на «Зею» в Николаевске-на-Амуре. Худой, нескладный, в старом отцовском ватнике и кирзовых сапогах, которыми он то и дело цеплялся за рамы и скобы на палубе, был он беспомощной мишенью для любителей «морских подначек», тем более что, отдавая направление из отдела кадров вахтенному штурману, в ответ на вопрос, долго ли он собирается проплавать, простодушно ответил, что всю жизнь и что мечтает стать капитаном. Разговор случайно подслушал матрос Серега Петькин и немедленно распространил сообщение, что отныне на судне будет два капитана — один на мостике, другой — в рабочей команде. Пока шли из Николаевска до Владивостока, успели Васю сгонять и «на клотик за чаем», и на камбуз за «жареными контрфорсами», точил он напильником огромные чугунные лапы у трехтонного запасного якоря, а когда укачался, то попробовал ила, разведенного на морской воде. Особенно усердно преподавал Васе «моряцкую науку» Серега Петькин: того хлебом не корми, лишь бы «оторвать козу» для потехи почтенной публики. Пробовали другой раз усовестить Серегу, даже боцман вмешивался, но тот лишь отмахивался.
— Ништяк, парнишка не в обиде. Капитану все положено знать назубок!
Вася и вправду не обижался; еще со школы усвоил, что надувать губы в таких случаях бесполезно, даже вредно, лучше уж глядеть во все глаза, слушать во все уши и «держать хвост морковкой», как говаривал все тот же Серега.
Нашелся, однако, человек, который молчал, молчал, а потом одним разом отрубил все подначки. Случилось это после швартовки во Владивостоке. Пока матросы убирали на корме концы, Серега Петькин, скорчив уморительную гримасу, уперся плечом в чугунный кнехт и сдавленным от натуги голосом позвал Васю:
