Океан. Выпуск 4 - [14]

Ошеломляющее впечатление оставляет у непривычного человека картина порта. Здесь все — в неустанном движении, стук паровых лебедок смешивается с гудками буксиров и с криками грузчиков. Под этот многоголосый аккомпанемент тысячи громадных ящиков, тюков, железных труб мелькают в воздухе, покачиваясь на крепких стропах, чтобы через минуту исчезнуть в черных проемах трюмов. Словно огромные руки, шевелятся стрелы на торговых судах. Бесконечной цепью тянутся вдоль берегов реки ряды кораблей. Черные отражения мачт колышутся на водной глади. На причалах тесно от множества платформ и автомобилей с грузами. Тут же лепятся один к другому склады. И в этом на первый взгляд случайном нагромождении безостановочно снуют юркие электрокары и маневренные паровозы. Последние нещадно звенят на ходу сигнальными колоколами, ибо в Америке у паровозов, кроме гудков, колокола́, которыми и пользуются обычно машинисты.

Неразбериха в порту только кажущаяся. Присмотритесь — и вы увидите во всем строгий порядок. Здесь нельзя, например, найти кучу железного лома или пустую платформу, без толку стоящую на путях. Движение, равномерное и сильное, как дыхание здорового человека, не прекращается ни на минуту ни днем ни ночью. Когда солнце спускается за рекой, порт заливается светом мощных прожекторов, и работа продолжается полным ходом.

…Вечереет. Лучи солнца скользят по реке, и она из желтовато-мутной днем становится розовой.

На фоне угасающего дня многочисленные мосты, смело переброшенные через реку, кажутся черными и тонкими, точно нарисованные углем. Посередине реки тащится маленький колесный буксир. У него не два лопастных колеса, как у наших волжских пароходов, а всего одно широкое, и расположено оно на корме.

Медленно движется огромный океанский корабль. Он приближается к мосту. Кажется, мгновение — и мачта парохода заденет мост. Но середина моста вдруг поднимается, как поднимались в старину мосты рыцарских замков, и пароход благополучно продолжает свой путь.

Невольно наше внимание привлекают звуки бодрого военного марша. Мы видим: толпа людей стоит на причале у борта новенького, видно только сошедшего со стапелей верфи, корабля. Он причудливо раскрашен в белый, зеленый, черный цвета — камуфлирован. По трапу на судно взбираются десятки людей — старики в черных костюмах и котелках, с галстуками бабочкой, девушки в нарядных платьях, дряхлеющие женщины, дети…

— Что тут происходит? — обратились мы с вопросом к одному американцу.

— Корабль идет в свой первый рейс к театру военных действий. Вот старики пришли посмотреть. На нем придется плавать и воевать их мальчикам.

Док, в котором будут ремонтировать наше судно, оказался деревянным. Конструкция его до удивления примитивна: огромных размеров затопленный деревянный ящик с толстенным двойным днищем. Когда судно входило в док, воду из ящика откачивали, он всплывал, и корабль оказывался прочно стоящим на кильблоках, укрепленных на дне. Несмотря на простоту своего устройства, док мог принимать суда довольно внушительных размеров — в соседнем «ящике» стоял в ремонте авианосец.

Минул какой-нибудь час, и теплоход крепко встал на кильблоках в осушенном доке, совсем как на операционном столе. Еще несколько часов — и борта оделись лесами. В воздухе неумолчный стук пневматических молотков и треск электросварочных аппаратов.

На следующий день мы с инженером-американцем спустились в док осматривать днище. Печальное зрелище: наполовину оторванные и завернутые в разные стороны, наваренные сверху железные листы. Практически ремонта, сделанного в Совгавани, как не бывало. Днище оказалось таким же дырявым, как после аварии.

Американец прошел вдоль всего днища, осмотрел пробоины, потрогал для чего-то торчащие заусеницы. Потом удивленно уставился на меня.

— Картина для вас ясна, мистер? — спросил я.

— Картина ясна. Одного не могу понять: как вы дотянули из Владивостока до Америки и привезли еще какой-то груз? Вы должны были утонуть в Беринговом море… Скажите, какова была погода в Тихом? В январе он не любит шутить с моряками.

— Ветер ураганной силы и зыбь девять баллов.

— Такое может случаться только с большевиками, да и то один раз в сто лет. Странно, как выдержал корпус.

— Ленинградцы строят крепкие суда.

— Я вас вдвойне поздравляю с прибытием в США. Считаю, что вы родились во второй раз… Пятьдесят листов, а то и больше на днище надо сменить и флорных столько же.

Начались жаркие дни. Американцы не тянули с ремонтом. Главным лицом на нашем теплоходе по палубной части, отвечающим за все дела, оказался мастер. Он пришел с небольшой записной книжкой. Никаких ремонтных ведомостей. У него даже и портфеля не было. Я помню, нас несколько смутило это обстоятельство. Ремонтные ведомости мы готовили долго и мучительно. И не только мы, но и пароходство и министерство. Составляли их до предела точно — все размеры и материал. А сколько трудились, когда переводили на английский язык. Однако мастер пренебрег нашими прекрасно оформленными документами. Он обошел судно вместе со старшим помощником и сделал отметки в своей книжице. Одновременно ставил свои отметки и на всем, что подлежало ремонту, разноцветными мелками. Примерно так же обстояли дела и в машине у стармеха Виктора Ивановича Копанева.