Они с вниманием выслушали все, что Володя им рассказал, и начали вникать в подробности. Торопиться-то некуда: поезд идет — время бежит.
— А где отец работает? — спросила розовая старушка.
— Он художник.
— Да что ты говоришь! — воскликнула она, прижимая к груди пухлые ладошки. — Художник. Смотри-ка!
— А ты не брешешь? — проскрипел волосатый. — Поимей в виду: я всех художников знаю.
— А Михаила Снежкова знаете?
— Какого Снежкова? Нет такого художника.
— Господи! — воскликнула старушка. — Снежкова! Да его же все знают. Вся тайга.
— А я не знаю.
— Ага! Не знаете. Вот я сейчас покажу…
В его зеленой сумке, вместе с колбасой и булками, находился завернутый в газету мамин портрет, нарисованный Снежковым, и сложенные вчетверо картины, вырезанные из журнала.
— Вот, глядите!
— Есть же такие люди, — возмутилась старушка, разглядывая картину, — не зная человека, уж под сомнение его подводят. А еще в вагоне книжку читает.
Захлопнув книгу, волосатый прискрипел:
— Это не книжка, это расписание поездов.
Отвернувшись от него, старушка снова заговорила:
— Все его у нас знают, Снежкова-то. Вся тайга. И все он рисует тайгу и как человеку в тайге жить полагается. Наши лесники ему там и дом поставили специально для работы. А вы говорите…
Разглядывая картину, там где «Любимая сестра Валя», девушки вдруг как-то примолкли, и Володе показалось, что они сразу сделались очень похожими на молоденькую фронтовую сестру.
Наверное, и старушка это заметила, потому что она сказала:
— Девонька-то какая. Не старше вас, а глядите, на фронт пошла, не побоялась. А вы тайги боитесь.
Девушки нахмурились, одна из них прошептала:
— Да мы и не боимся вовсе.
— Мы куда хочешь.
— Ну, вот и хорошо, — обрадовалась старушка. — Надо же все так трогательно нарисовать. За сердце берет.
Скоро все в вагоне узнали, что здесь едет мальчик, который разыскивает отца, знаменитого на всю тайгу художника Снежкова. И хотя не все слыхали о таком художнике, однако все соглашались, что он непременно знаменитый. А как же иначе, если его картины даже в московском журнале печатают. И все рассказывали друг другу сложную Володину историю, которую наспех придумал Венка и которую по памяти повторил Володя.
Он и не заметил, как около того места, где он сидел, собрались пассажиры чуть ли не со всего вагона. Ведь тут в гости никто никого не зовет. Кто захотел — тот и пришел, а кто пришел — тот и гость. Сидят, разговаривают, дают разные советы. Торопиться-то некуда: поезд идет — время бежит.
Поезд летит сквозь тайгу. Поезд везет Володю в неведомые края, где почти в каждом доме знают Снежкова. Значит, нечего бояться, везде найдутся друзья, покажут дорогу.
Но все-таки совесть у него была нечиста: вот придумал Венка глупую историю, а Володя сидит и повторяет ее. Потому что если рассказать по правде все, как есть, то его отправят обратно, как беглеца. Он начал вздыхать и отмалчиваться, а все подумали, что ему просто захотелось спать. Тогда все разошлись, и одна из девушек сейчас же уложила Володю на свое место.
Лежа на верхней полке, Володя слушал, как постукивают колеса на стыках, и подумал, что это они от скуки бормочут там в темноте: «Раз-два-три, раз-два-три…»
И сам тоже начал считать вместе с колесами. Считал, считал, и вдруг ему ясно послышалось, как они спрашивают жесткими железными голосами:
— Ты-ку-да? Ты-ку-да?
— Вот еду, сам не знаю куда. Может быть, и найду, что ищу…
— Как-же-ты? Как-же-ты? — продолжали колеса. А может быть, и не колеса беспокоили его и мешали спать, а совесть, которая все-таки у него была нечиста.
КОННИКОВ И НАЧАЛЬНИЦА РИТА
Но скоро он устал; сон окончательно сморил его, и ему показалось, что он заснул и во сне услыхал, как чей-то звучный голос спросил:
— А где тут мальчик, который едет к художнику Снежкову?
И розовая старушка, которая как будто только и ждала этого вопроса, сейчас же спросила:
— А что?
— Да вот хочу его повидать.
— Сейчас нельзя. Спит он.
— А мне надо.
— Всем очень надо.
— А мне не как всем! Я знаю, где сейчас Снежков находится. Он мой лучший друг. И я хочу знать, кто к нему едет и зачем.
— Все равно пусть спит.
— Тогда хоть портрет, который он везет, покажите.
— Портрет можно. Вот я его сейчас из сумочки достану.
Володя крепче зажмурил глаза, чтобы не упустить какие-нибудь подробности, потому что известно, как все непрочно, когда видишь сон: только покажется что-нибудь интересное, так сразу и пропадет. Никак до конца не досмотришь.
Но на этот раз сон попался какой-то очень устойчивый, ничего не пропадало, и даже наоборот, голос незнакомого человека звучал все яснее. Когда он читал подпись под портретом: «Любимая сестра Валя. Михаил Снежков. Двадцать второго января сорок третьего года».
Прочитал и сказал задумчиво:
— Все верно.
Володя еще крепче зажмурил глаза, боясь, что сон исчезнет и он ничего больше не узнает. А незнакомый человек уже читал на обороте портрета о том, как прилунилась ракета. Прочитал и твердым голосом заявил:
— Нет, уж вы как хотите, а я его разбужу.
— Да вы-то кто будете? — раздался скрипучий голос волосатого дядьки. — Может быть, тоже художник?
— Вы угадали. Художник. Только я работаю лесотехником. Конников моя фамилия.
