Окаянный император. Роковое путешествие - [80]

Лев Бронштейн шел на улицу Гоголя. Там в доме номер 13 в одной из квартир было назначено очередное собрание членов кружка социалистов. Он примкнул к ним, потому что с детства не мог терпеть несправедливость. Родители, обещающие, а потом забывающие привезти подарки, оставили в его душе глубокий след. Скорее даже царапину. Семена разговоров приятелей о том, что есть люди, стремящиеся к равенству и справедливости, попали в благодатную почву. Найти их оказалось не сложно. Через знакомых ему назначили первую встречу. И, оказавшись на ней, Лева сразу же понял, что нашел дело всей жизни. Он, все также заслуживая похвалу педагогов, отлично учился в реальном, помогал отцу с бухгалтерией, но коммерческое будущее его больше не интересовало.

Социалисты рассказывали об удивительном мире, в котором не будет бедных и богатых. Где каждый сможет реализовать свои таланты. Трудиться за достойную зарплату и не платить хозяину штраф за каждый проступок. Об обществе, в котором правит не кучка аристократии, а лучшие представители народа. О неизбежности перемен писал Карл Маркс. Лев прочитал некоторые его сочинения. В засаленной, потрепанной книге он нашел ответы на множество вопросов. Бронштейн, в отличие от ровесников и некоторых старших товарищей, разбирался в коммерческих делах, понимал, как появляется прибыль и от чего она зависит, поэтому произведение далось ему легко.

Другой вопрос, что большинство единомышленников чтением и ограничивалось. Им было достаточно собраться узким кругом на какой-нибудь квартире и обсуждать порочность мироустройства. Льва такой подход не устраивал. Ему не хотелось быть наблюдателем, характер требовал решительных шагов. И один из них он и собирался сделать сегодня.

На Гоголя уже все собрались. На квартиру пришли двое рабочих с верфей, инженер, несколько студентов и поэт. В этой молодой компании выпускник реального был самым младшим, но и одновременно одним из самых активных.

— Товарищи, давайте по существу. Мы уже с весны ходим вокруг да около. Достаточно. Будущее не придет само, его надо завоевывать!

— И что же вы предлагаете, юноша, — подчеркнув интонацией последнее слово, поинтересовался поэт. В компании он был наиболее возрастным.

— Необходимо идти в массы, общаться с пролетариатом. Именно он будет движущей силой революционных преобразований! Крестьяне темны, забиты. Вы знаете, что они сдают агитаторов властям. Поэтому обратим свои взгляды на заводы и фабрики.

— Что конкретно вы хотите делать?

— Надо встречаться с рабочими. Надо объяснять им принципы марксизма и всю губительность царизма.

— Поймут ли?

— Поймут. Я уверен в этом однозначно!

— А если после подобной беседы вас сдадут в полицию?

— Я не боюсь. Гораздо опаснее и дальше заниматься говорильней, а не делами. Тираны должны сгинуть!

* * *

В Крыму штормило четвертый день подряд. Порывистый ветер гнал волны, которые с шумом обрушивались на побережье. Уходя, вода тащила за собой гальку, чтобы через несколько секунд вновь подхватить ее и бросить. Хлопья грязной белой пены забили все пляжи. Море было пустынно, как и дорожки дворцового парка. Садовники убирали листву и ветки, но все их усилия становились незаметными буквально через пару часов. Природа увядала, готовилась к зиме. А над всем этим низко висело свинцовое небо. Порой из пробегающих туч начинало моросить.

Убедившись, что начавшийся день не будет отличаться от предыдущих, я задернул занавес и отошел от окна. Даже дрова, потрескивающие в камине, не могли развеять гнетущую атмосферу, царящую в Ливадийском дворце. В одном из его покоев умирал император Всероссийский, царь Польский, князь Финляндский Александр Александрович Романов.

Отец почувствовал себя хуже примерно месяц назад. Это совпало с моим приездом на полуостров. С мая, когда мы последний раз виделись на спуске «Сисоя», он сильно сдал. Встреча произошла на одной из многочисленных террас. Император полулежал в кресле, подставив похудевшее лицо скудным лучам сентябрьского солнца. Беспокоить его мне не хотелось, поэтому я постарался максимально тихо присесть по соседству. Он все-таки услышал и открыл глаза. На губах промелькнула улыбка.

— Ники, наконец-то ты приехал! Здравствуй, мой мальчик.

— Государь, — я помог ему приподняться и обнял. Руки наткнулись на кости. Раньше такого не было.

— Вот опять, — он снова улыбнулся, — государь да государь. Какой уж я теперь государь?

— Вне всякого сомнения, великий, — сказал я совершенно искренне. — За годы твоего правления на поле брани не пролилось ни капли русской крови.

— Если бы все было так просто… Понимаешь, сын, хорошее обычно быстро забывается, а вот дурное наоборот. Человек слаб по своей природе, в своих ошибках и неудачах он склонен обвинять кого угодно, но только не себя. В России же сие усугубляется тем, что крестьяне всегда были за барином. Он все решал за них.

— Но это же плохо!

— Плохо или хорошо — другой вопрос. Данность такова, что большая часть подданных не привыкли к самостоятельности. Да что крестьяне! Министры на заседаниях, во время обсуждения сложных вопросов и те смотрят, ждут, когда я вынесу решение. Никто не хочет нести ответственность. Боятся! По пальцам можно пересчитать тех, кто готов. В итоге монарх ответственен за все.