Окаянный император. Роковое путешествие - [25]

— Прошу обратить внимание, ваше императорское высочество, каждый понтон имеет десять саженей в длину, девять с половиной в ширину. Высота двадцать четвертей, толщина днища — три вершка, а стенок-бортов — два.

— Двадцать один метр в длину, двадцать в ширину, толщина днища тринадцать сантиметров, бортов — девять, а вот высота… Четверть — это сколько? — не запнувшись, перевел я мысленно сажени и вершки в привычные величины. — Надо пометить в записной книжке, как можно скорее перейти на метрическую систему.

— Понтоны законопачены старыми смоляными канатами, — продолжил между тем Рассушин. — Подводная часть сделана из лиственницы. Между собой они соединены брусьями. Для пропуска судов их рубят, половинки раздвигает течение и проход освобождается.

— И сколько сие сооружение прослужит?

— По нашим подсчетам, не менее десяти лет, ваше императорское высочество. Лиственница, как известно, гниению не подвержена, поэтому можно не опасаться за сохранность.

— Дай бог, дай бог!

На подносе поднесли большие ножницы. Щелкнув, я перерезал ленту. Это стало сигналом для оркестра и хора. Они затянули «Боже царя храни». Гимн оказался слишком тягучим, с бесконечным повторением одних и тех же слов. До советского, а потом и российского он явно недотягивал. Кстати, надо будет дать ЦУ поэтам и композиторам. Пусть потворят на благо Отечества. Не знаю, как батюшку, а меня существующий вариант не устраивает. Я поймал себя на мысли, что впервые подумал об императоре Александре III как об отце. Медленно, но наша экспедиция движется к конечной точке, а там мне предстоит свидание с «родителями». Уж они-то отпрыска знают как облупленного. Какой будет эта встреча? Признают ли они сына? Вопросы, вопросы… Ладно, повлиять на это я не могу, не будем тратить нервы попусту.

Завершился визит в Иркутск вполне ожидаемо — военным смотром и званым обедом. Где пришлось поднять уже привычный тост: «За процветание дорогого…!» От города к городу менялось только название.

За бортом «Сперанского» вновь заплескалась речная волна. На берегах замелькали деревни и села, посещение которых превратилось в бесконечный День сурка. Караваи, молебны, триумфальные арки, восторженные жители. В итоге мне это надоело. Оставив свиту разбираться с подношениями и любоваться джигитовкой (правда, Барятинский опять не преминул поворчать, мол, опять предписания нарушаем), я переоделся в казачью форму и в сопровождении пары конвойных поехал в соседний поселок.

Дорога через тайгу заняла немного времени, и вскоре мы въехали в деревню. Залари походила на декорацию к историческому фильму. На улицах не было ни души. Не бегали даже вездесущие куры. Зато собаки, запертые по дворам, заливались от души. Похоже, все от мала до велика отправились смотреть на царевича.

— Правь потихоньку по главной, — велел я кучеру и принялся оглядываться по сторонам.

Сибирский поселок не был похож на те, что я видел в центральной России в XXI веке. Причем сравнение было явно не в пользу последних. Вдоль широкого проезда стояли настоящие терема. По большей части двухэтажные, а кое-где и с мезонинами. Рубленные из могучих стволов, они создавали чувство уверенности и основательности. От дороги постройки были отгорожены глухими заборами выше человеческого роста. В окнах красовались стекла, а над крышами торчали печные трубы. Привычных палисадников не наблюдалось, зато все остальное вызывало ощущение достатка. Чуть дальше красовался каменный храм с двумя маковками.

Лошади не спеша вышли на площадь. Из стоящего поодаль приземистого здания аж с пятью окнами на фасаде вышел молодой мужчина, одетый на городской манер. Он внимательно посмотрел в нашу сторону. Вероятно, его удивил казачий хорунжий, восседающий не в седле, а в коляске.

— Здравствуйте! — первым поприветствовал он нас.

— И вам день добрый! А где же все? Полдеревни проехали и никого не встретили.

— Так в Бархотово отправились. Сегодня там наследник престола проездом будет.

— А вы почему же остались?

— Вы, господин хороший, откуда будете? Что-то мы раньше не встречались, — сменил он резко тему.

— Да как же мы могли видеться, коли я из конвоя царевича и в сих местах ни разу не был. Разрешите представиться… Роман Александрович Николаев, хорунжий конвоя его императорского высочества, — после секундной заминки переделал я собственное имя.

— Яков Иосифович Швец, купец.

— Так что же вы, господин купец, на наследника смотреть не отправились?

— Дочь у меня хворает, жену одну не оставишь, — помрачнев, ответил собеседник. — А почему же вы не с царевичем, а здесь?

— Его высочество хочет узнать, как живет страна, так сказать, из уст простых людей. Для этого и рассылает нас. Носители пышных бакенбард обычно говорят только то, что приятно начальственному уху.

— Ну что же, спрашивайте, — улыбнувшись, предложил Швец.

— Село у вас, как мы увидели, богатое, хорошо живется в Сибири?

— Как и везде. Кто работает с рассвета и до заката, тот и живет. Лентяи тут быстро переводятся.

— А с хлебом как?

— Не очень. Не родится. Зато корма для скотины богато. Зверье в лесу, рыба. С голоду не помрешь. Да и зерно привозим, торгуем потихоньку.