Окаянный император. Роковое путешествие - [14]

Теперь к делам иностранным. Журналист «Правительственного вестника» с восторгом писал, что Россия отказалась от тайных соглашений с иностранными державами: «Император Александр III, подобно всем государям, сознающим свою силу, никогда, нигде и никому не угрожал ею и ни разу ею не воспользовался в ущерб чьих бы то ни было интересов, не удостаивая даже и вниманием своим разные задорные выходки европейской политики… Держась политики невмешательства в европейские дела и постоянно имея в виду только интересы и достоинство России, Александр III ведет свою политику открыто, не прибегая ни к каким ухищрениям, держась в отношении к другим державам безукоризненной прямоты и неуклонной справедливости». Недавно было покончено с нежизнеспособным «Союзом трех императоров», в который еще входили Германия и Австрия. А вот с Францией дружба, наоборот, налаживается. Ну, к чему это приведет, помню даже я. Союз с лягушатниками закончится Первой мировой. Этим летом в Санкт-Петербурге ждали французскую делегацию, чтобы подписать военный договор.

На первый взгляд, дела обстояли очень даже неплохо. Но я-то знал, что благоденствию этому осталось четверть века, не более, а если учесть, что в начале XX века разразится война с Японией, которую Россия проиграет, то и того меньше. И если я не хотел закончить свои дни у расстрельной стенки, то надо было что-то делать. Попытаться остановить страну на краю революционной бездны и гражданской бойни. Единственное, что мне приходило в голову по этому поводу — улучшение благосостояния моих сограждан, точнее подданных. Хотя есть у меня в тетрадочки два имени — Владимир Ленин, вернее Ульянов, и Иосиф Сталин, точнее Джугашвили (его настоящую фамилия удалось вспомнить с трудом). Если обстановка будет совсем неважной, можно будет задуматься и о силовом решении. Не зря же Сталин сказал, что нет человека — нет и проблем. Но это отдаленная перспектива. Пока меня больше беспокоило предстоящее знакомство с империей и война на Дальнем Востоке.

Ошалев от количества прочитанного, я вышел проветриться. Пятнадцать узлов — это примерно тридцать километров в час, если не ошибаюсь, но находиться на свежем морском ветерке на такой скорости не слишком приятно. Поэтому я отправился на корму, чтобы спрятаться за надстройками корпуса. Настоящий наследник, оказывается, курил, я же с этой дурной привычкой «завязал». Тем более что зависимость была только физическая, психологически я был некурящий. Спрятавшись за какой-то железкой от ветра, я наслаждался морскими видами. Еще никогда мне не доводилось путешествовать на корабле. Бесконечные гребни волн бежали до самого горизонта, где безоблачное небо сливалось с водной гладью. На палубу порой долетали соленые брызги. Не знаю почему, но качка не вызывала никаких проблем. То ли от природы у меня был крепкий вестибулярный аппарат, то ли тело привыкло к подобным испытаниям.

Мои размышления прервал шум за углом.

— Почему ты, мерзавец, от службы отлыниваешь?

— Так ведь, ваше высокоблагородие, вахта-то теперь не моя, вот и отдыхал…

— Разве у тебя нет места для отдыха? Дрых без задних ног, а вдруг тревога?! — заводил сам себя говорящий. — Или ты думаешь, что за тобой по всему крейсеру бегать будут? Искать? Скотина!

Послышалось хеканье и звуки ударов. Решив, что и дальше оставаться безучастным наблюдателем не стоит, я сделал пару шагов и вышел из своего импровизированного укрытия. Высокий жилистый офицер со злым цыганским лицом (лейтенант, если не ошибаюсь) неторопливо бил матроса. Тот держал руки по швам и стоически переносил наказание.

— Хм… Что здесь происходит? — спросил я негромко.

Офицер повернулся на голос. На его физиономии сменилась целая гамма эмоций — от злости, раздражения, что его отвлекают от приятного дела, а закончилось все изумлением.

— Я повторяю, господин лейтенант, что здесь происходит? — в моей душе забитого ботаника, над которым регулярно издевались одноклассники, поднимался вал возмущения. Вид взрослого мужика, которого бьют по лицу, а он стоит навытяжку и даже не пытается защититься, всколыхнул подзабытые подростковые воспоминания.

— Ваше императорское высочество… Матрос Вакуленчук спал на службе.

Я повернулся к избитому и сквозь размазанную кровь из носа увидел знакомые черты. Это был тот самый мужик с обвислыми усами, что рассказывал мне о нехитром меню.

— Что ж ты, братец?

— Не моя вахта была, государь… Только сменился… Сморило. У котельного прикорнул. Там переборка теплая…

— Так вся вина этого матроса в том, что он спал в неположенном месте? — спросил я, и градус внутреннего кипения начал расти.

— Для этого есть кубрик…

— Понятно… Иди, Вакуленчук… Умойся, — сказал я и, пока матрос быстро исчезал из поля зрения, окончательно развернулся к офицеру. — Потрудитесь объясниться, милостивый государь. Кто дал вам право бить подчиненного, да еще и по надуманному поводу?

По глазам лейтенанта было заметно, что он не понимает сути моих претензий.

— Как вас зовут?

— Николай Парфенович Курош из астраханских дворян, ваше императорское высочество.

— Так вот, Николай Парфенович, настоятельно прошу вас впредь воздержаться от рукоприкладства в отношении нижних чинов. Не пристало дворянину, а еще больше русскому офицеру бить подчиненных. Настоятельно рекомендую этого не делать. Идите.