Охотники за туманом - [52]

Пахом заинтересованно посмотрел на пленных.

— Ну не знаю. Одеты вроде обыкновенно. На границе с Персией и в мое время так ходили…

— А на востоке, братец, очень сильны традиции. Там, знаешь ли, тысячи лет ничего не меняется. Царь Дарий со своими бессмертными жил задолго до появления пророка Магомета. Потому вероисповедание у бессмертных более древнее – зороастрийское. А зороастрийцев, братцы, в земле хоронить нельзя. По тамошним традициям погребение происходит или в склепах, или в так называемых ’башнях молчания’. Сжигать или предавать земле – значит осквернить либо огонь, либо землю. Никак нельзя, знаете ли.

Пахом стащил с головы пыльную измятую шапку и размашисто перекрестился.

— Вот же, елки зеленые, как люди живут!

Боярин усмехнулся.

— Еще и не так живут, братец! Эти еще простые и нам вполне понятные. Так что давайте уважим согласно их традициям. А раз ’башню молчания’ у нас сделать негде, и никаких хищных птиц я еще создать не успел – то отдадим тела твоему, Коленька, Подвоху. Заодно и эксперимент проведем.

— Так что, прямо сейчас их в туман кидать? — спросил Николай

Андрей Тимофеевич приложил ладонь к треуголке и посмотрел на закатное солнце.

— Чуть погодя, братец. Через четверть часа солнце сядет – тогда и приступим.

— А с пленными что делать будем?

Боярин повернул голову и посмотрел на Николая колючим взглядом.

— Думается мне, любезный приятель, что перевоспитать этих былинных героев мы уже никак не в состоянии. Они ведь под присягой. Да не такой, какую вы мне каждую неделю даете, а куда как более строгой. Какие приняты у них там, в восточных сатрапиях. Но попробовать – попробуем. Вот этого, с ногой, доставим до алтаря. Проверю, можно ли ему ногу починить. Заодно узнаем, как алтарь отреагирует на того, кто другим владетелем призван и под присягой находится.

— Не нравится мне эта идея, — нахмурился Николай. — Врага, да в самую нашу святая святых…

— Так или иначе мне надо узнать возможно ли это в принципе и если да – то как оно делается. А уж безопасность эксперимента обеспечим, будь уверен. Михайлу кликну, к примеру.

— А я?

— Если задуманный эксперимент удастся – то для тебя назавтра другая задача будет.

Николай кивнул, соглашаясь.

Пахом зябко поежился и отошел подальше от сидящих на земле пленных. Николай же свежим взглядом осмотрел южан, силясь найти в одежде какие-нибудь радикальные отличия от известных ему туркмен, текинцев и каджар. А потом спросил у боярина:

— А как вы думаете, у них там все – былинные герои? Или простые люди тоже есть?

— Простых людей и у нас нет, знаешь ли, — пожал плечами Андрей Тимофеевич. — Правила такие. Ни я, ни какой-либо другой владетель не боги. Мы не можем взять и по своему разумению душу воплотить в тело. Мы можем только призвать кого-то. А души призываются алтарем таким образом. Владетель обращается к эгрегору – не спрашивай меня что это, так сразу и не объясню. И там, в этом самом эгрегоре, ищет уже человека по людским обращениям. Как бы так попроще сказать… Если, к примеру, человека не вспоминает никто, не рассказывает про него историй – то и душу его найти никак не получится. Никаких путеводных ниточек к ней нету. А когда хоть кто-то в памяти своей обратится к душе когда-либо живущего – считай, тем самым ниточку вплетает в этот эгрегор. И чем больше про человека говорят всякого – тем толще путеводная ниточка к его душе. А уж ежели про человека напишут… ну не книгу, положим, а хотя бы письмо какое – то вот уже тебе путеводная нить, по которой ты в Великом Ничто человеческую душу найти сможешь, и по этой же самой ниточке его вытащить. Как-то вот так, братец.

Пахом встрепенулся:

— Так это что же получается, Андрей Тимофеевич? Выходит, помнят меня там?

Боярин кивнул, соглашаясь.

— Помнят, Пашенька. И дети, и внуки. И молятся за тебя в день поминовения. Да и сослуживцы твои нет-нет, да и расскажут про тебя истории. Уже сколько времени прошло, в полку, считай, никого не осталось из тех кто с тобой войну прошел, а истории про тебя рассказывают. И не только про тебя, а вообще про всех вас. Каждый ведь хоть чем-то, да отметился. Про каждого были какие-то предания. Истории рассказывали, потомкам своим помнить завещали. Так вот вы и оказались вплетены в память народную, причем совсем не маленькой ниточкой, знаете ли. А вот те, кого не запомнили, про кого не рассказывали преданий да историй, кому не писали писем – у тех судьба совсем незавидная. Такие в этой игре за монстров играют. Я вот, к примеру, именно так с Ледяным Владетелем знакомство свел в былое время – по лицу боярина промелькнула тень.

А Пахом вдруг растроганно заулыбался и, будто застеснявшись своей улыбки, стащил с головы шапку, сделал вид будто ее чистит. Тихо пробормотав про себя:

— Помнят, ишь ты!

— Чудно как-то, — пожал плечами Николай. — А почему бы не призвать сразу какого-нибудь Геракла или вообще, скажем, Перуна? Вы пробовали?

— А как же! Первым делом!

— И что?

— И ничего! Пока я чухался, всех мифических героев уже разобрали! — рассмеялся боярин.

— Вот жеж! Илья Муромец нам, знаете ли, страсть как пригодился бы!

— Муромец? Это чтобы махнул правой рукой – улица, махнул левой – переулочек?