Охотники за пламенем - [95]

Зафира вновь повернулась к Беньямину.

– Тогда где… – Она осеклась. С их высоты за перилами раскрывался пейзаж, достойный кисти художника.

Далеко внизу блестели пески. Где-то впереди виднелось море Баранси, облизывающее берега ленивыми волнами. Слева раскинулся каменный шедевр – голубая мозаика выстилала купола, которые могли посоперничать с ясным голубым небом. Тонкие шпили заканчивались бриллиантами. Одна башня выделялась среди остальных, витражи на её вершине темнели, покинутые магией. Королевский минарет.

– Это Алмас, наша столица, – не без иронии ответил Беньямин, стоя рядом с Зафирой.

Сафи даровали своей столице достойное её имя, означающее «бриллиант».

– А это великолепие позади нас – дворец халифы. Женщины, которая приходится мне матерью.

Неудивительно, что сафи держал себя так царственно.

Беньямин, прислонившись к перилам, постучал пальцем по голове.

– Нет, я не умею читать мысли, но способности мои всё же связаны с разумом.

– Не мог бы ты перестать меня дразнить?

– Sabar, sabar, – успокоил сафи, призывая к терпению. Ветерок взъерошил её волосы – впервые природа отреагировала на присутствие Охотницы. – Знаешь ли ты, что, если не брать в расчёт аномалии, наши способности делятся на две группы?

Зафира покачала головой. Она очень мало знала о магии, не говоря уже о её классификации.

– Во-первых, есть джисми. Те, чьи способности связаны с телом и разумом, – провидцы, целители, мираги. А есть энсури, чьи способности связаны со стихиями, – огненные сердца, водоносы, кузнецы. Они умеют управлять светом и тенью. Джисми черпают силы из самих себя. Энсури же используют магию, которую вытягивают из окружающей среды. Как и ты, я из числа джисми. Я сноходец.

– Сноходец, – повторила Зафира.

Беньямин кивнул:

– Ты сейчас видишь моё воспоминание. Фрагмент, воссозданный в сознании с двумя дополнениями: ты и я. Минус Арз. Каждый раз, когда я вижу Альдерамин, запятнанный этими проклятыми деревьями, моя душа разбивается вдребезги.

Теперь стало ясно, почему ни один человек в городе не смотрел на Зафиру.

– Звучит как большая работа для разума.

Сафи пожал плечами.

– Умение находить дорогу – тоже большая работа для разума. – Беньямин наклонился, и глаза его заблестели. – Вот почему это называется волшебством. – Он радостно вздохнул. – Много лет у меня не получалось погружаться в сны.

Прямо перед глазами Зафиры пролетела птица с коричневыми пятнистыми перьями. Сокол. Никогда прежде Охотница не видела сокола. Как и настоящую Аравию. И всё же она очутилась здесь, среди трепета воспоминаний. Сокол спикировал за финиковую пальму, и сердце Зафиры устремилось вниз вслед за ним.

Охотница повернулась к Беньямину.

– Ты сказал «много лет». Значит, ты погружался в сны, когда существовала магия. – Она замолчала, широко раскрыв глаза. – Сколько тебе лет?

– Чуть больше, чем тебе? – попробовал отвертеться он и пожал плечами, когда Зафира впилась в него взглядом. – Двадцать три.

Она приподняла бровь.

– Плюс… сто.

Зафира вытаращила на него глаза. Скривив губы, сафи потёр щетину, но быстро вернулся к серьёзному виду.

– Ты жил в мире, где существовала магия. Ты жил под властью Сестёр, – пробормотала Зафира. Это было более девяноста лет назад.

– А ещё я жил во время правления Ночного Льва. – Беньямин поднял плечо. – Это было так давно, что иногда я спрашиваю себя, не была ли магия сном.

Зафира и представить не могла, какой была жизнь в прежние времена, если даже сейчас Альдерамин был так прекрасен.

– Почему «истина»?

– Что? – Он моргнул в замешательстве.

– Haqq, – пояснила Зафира, указывая на бронзовую татуировку. Должна ведь быть причина, по которой бессмертный сафи нанёс на собственное лицо чернила, прекрасно зная, что проживёт с этой надписью вечность. – Что означает твоя татуировка?

Беньямин провёл пальцами по буквам, мягко улыбнувшись. Однако за улыбкой последовала вспышка боли, которую он быстро замаскировал.

– У каждого сафи в моём кругу есть похожая татуировка – слово, обозначающее то, что мы ценим больше всего. Для меня это истина, идущая рука об руку с доверием, – отдельные лозы ценностей, что переплелись корнями.

Вот почему он так ценил командный дух. Zumra. Хотя Зафира сомневалась, что та банда, которую он пытался создать на Шарре, могла сравниться великолепием с «бандой» изысканных сафи.

С балкона донёсся неразборчивый звук. Нежный голос то повышался, то понижался. Пение. Оно напоминало смех под ярким солнцем. Слёзы над погибшей душой. Оно было прекрасным и безнадёжным.

– Кто это? – спросила Зафира, подавив дрожь.

Беньямин с грустной улыбкой повернулся к балкону.

– Моя жена.

– Я не знала, что ты женат.

– Я бы пригласил тебя на свадьбу, но ты тогда ещё не родилась, – поддразнил он.

Мелодия изменилась. Слова песни преисполнились печали, и плечи Беньямина сжались. Зафира услышала всхлип, прежде чем Беньямин задрожал, и она поняла, что он плачет.

Она не думала, что самодовольный сафи способен на слёзы. Это казалось неправильным.

– Не плачь, – тихо промолвила Зафира. Пусть слова и прозвучали глупо, но она не знала, что ещё делать. – Это твой сон, твоя память. Твоё первое путешествие за многие годы.