Охотники за пламенем - [128]

Лев засмеялся:

– Знаешь, мне никогда не нравился твой младший сын.

Зафира ахнула. Султанша. Серебряная Ведьма была султаншей Аравии.

Неудивительно, что она вела себя настолько опрометчиво. Неудивительно, что она вмешивалась в планы султана и помогала им. Насир и Альтаир были её сыновьями.

В руке Льва возник чёрный посох, заострённый с обеих сторон. Металл, тень, тьма – он бросил его.

Прямо

в сердце

Насира.

– Насир! – взревел Альтаир.

Серебряная Ведьма бессильно наблюдала. Кифа боролась с ордой ифритов.

Зафира потеряла рассудок. Она спрыгнула с камня, спрятав нос под шарфом, обёрнутым вокруг шеи, но даже в этом безумии она понимала, что не доберётся до него вовремя. Она всегда опаздывала. Она опоздала и не спасла родителей. Опоздала и не спасла того, кто её любил.

«Это ничего не значит».

И всё-таки она бежала.

Сойдя с камня, с которого нельзя было уходить.

В мгновение ока к ней метнулось мрачное пятно, оставляя за собой чёрные прожилки в воздухе. Лев. Зафира вскрикнула от удара и упала на раскалённый песок.

И Джаварат, утраченный и обретённый, выпал из её рук.

Глава 86

Тысячу и один раз Насир представлял свою смерть.

Но никогда не представлял её на Шарре, в виде чёрного посоха, несущегося к его сердцу, пока он обездвиженно висит в воздухе. Вдалеке он слышал протяжную речь Льва, обращённую к Зафире.

– Ты и твой жалкий принц никогда не поймёте последствий любви к бесполезному.

Как же ему надоело, что его постоянно называли жалким. Он был хашашином. Он был Принцем Смерти. Он был наследным принцем Аравии, которая ждала, когда кто-нибудь восстанет против тьмы. А люди, которым угрожало это существо, были…

Rimaal. Они были его спутниками. Друзьями. В какой-то момент он обзавёлся привязанностями, которых так боялся. Вот только на этот раз Насир не ощутил никакого стыда.

Любовь даёт цель.

Он хватался за шею. Он думал о Зафире с Джаваратом. Думал об отце, который когда-то его любил. О матери, чья любовь уничтожила её.

Думал о собственном тёмном сердце, которое вот-вот должно было остановиться.

Из его пальцев вырвался тёмный залп.

Мир взорвался тенями, не уступавшими тем, которыми повелевал Лев. Ошеломлённые ифриты завопили. Альтаир бросился к Насиру, готовый отразить посох Льва парными скимитарами.

Из последних сил Серебряная Ведьма поднялась на ноги. Но в тот же миг кто-то толкнул её на песок – Беньямин. Он бежал со скоростью сафи. Прыгнул. Бросил себя между Насиром и Ночным Львом.

Между Насиром и тёмным посохом.

Насир услышал мрачный треск кости, прежде чем посох пронзил сердце Беньямина. Но сафи не издал ни звука.

Невидимые когти отпустили шею Насира, и он упал на колени. Нет, нет, нет. Он хватал ртом воздух, подползая к Беньямину. Песок обжигал ладони. Вокруг царил хаос.

В течение одного долгого, тихого мгновения Беньямин оставался неподвижным, а затем упал на спину, грациозный даже в агонии.

Насир был ошеломлён. Потерян. Сквозь сражение он встретился глазами со Львом и почувствовал прилив гнева, заметив промелькнувшее в янтарном взоре сожаление. Татуировка Льва сияла во мраке, почти такая же, как у сафи.

Бывший друг Беньямина. Отплативший смертью за доброту.

Насир не слышал ничего, кроме тихого дыхания сафи.

У людей были мечты, мысли, идеи. У Насира были факты. Когда он ступил на тропу, уготованную ему султаном, то знал, что любить его больше некому. И некому освободить.

Иногда, чтобы облегчить свою судьбу, лучше смириться.

Однако перед ним лежал Беньямин. Бессмертный сафи, тщеславный по своей природе, ожесточённый знаниями. Руки Насира дрожали, когда он смотрел на рану. Крови было так много, что он не мог понять, где она начиналась и где заканчивалась. Альтаир упал рядом с ним. Кифа кричала, сражаясь спина к спине с кафтаром, но ифритов было слишком много, а она находилась слишком далеко, чтобы помочь.

Насир нашёл место, куда пришёлся удар. Сел на корточки, теряя надежду.

– Рана смертельная, – прошептал он. Руки его были испачканы кровью.

Посох исходил тёмным паром.

– Теперь я знаю, каково это быть смертным, – легко проговорил Беньямин. – Смерть… – Он сжал губы от боли, и его карие глаза смягчились. – …это и есть долгожданная истина.

Его белая куфия была залита кровью. Насир поправил её, разгладил, доведя до совершенства, как делал это сам сафи. Альтаир сжал руку Беньямина, притянул к себе.

– О, akhi, akhi, akhi.

Брат мой, брат мой, брат мой. Узы их были сильнее, чем узы крови.

Насир никогда не видел, чтобы Альтаир плакал. Жестокие рыдания сотрясали всё его тело. Насир никогда не думал, что чужие слёзы могут причинить ему настолько сильную боль.

– Зачем? Зачем ты это сделал? – прошептал Насир. Что-то сжалось у него в горле, мешая говорить.

Альтаир снова и снова бормотал слово «брат». Гнев и боль надломили его голос.

– Жертва, – выдавил Беньямин.

Насир знал, что такое жертва, но неужели кто-то в этом мире пошёл на неё ради Принца Смерти?

– Ради тебя. Ради неё. Ради тех, кто заслуживает увидеть ещё один день. Твоя история ещё не закончена, принц.

Что-то надломилось в Насире. Дети на верблюжьих бегах. Повстанцы в Сарасине. Зафира. Кифа. Они заслужили увидеть новый день.