Охотники за ФАУ - [16]

Неискушенный в тонкостях строевой службы может подумать: а какая разница, приветствовать так или этак? Какая разница, каким движением отбивать направленный в тебя штык? Небось, сражающийся сам сообразит, как ему действовать. Нет, брат: весь секрет в том, что в сутолоке боя, грохоте взрывов, свисте осколков и пуль человек порой теряет самообладание. Где уж тут соображать, как сохранить себя как "боевую единицу", как лучше отбить удар и самому поразить врага! Легче всего, если боец научился действовать полуавтоматически, рефлекторно. А для этого и надо усвоить уставные положения, предписывающие предельную четкость исполнения. Эта привычка к четкости, даже во второстепенном, даже в приветствии, служит формированию военного человека, профессионала.

…Баженов захмелел. Он много смеялся и очень жалел, что забыл захватить записную книжку и карандаш. Богатый материал для очерков! А не запомнишь ведь…

Когда пирог был наполовину съеден, табачный дым уже щипал глаза, а майор Андронидзе под баян танцевал лезгинку, и все хлопали в ладоши и кричали "асса-асса", дверь отворилась, и вошел командарм.

— Товарищи офицеры! — радостно скомандовал Петрищев, и все встали.

— Прошу садиться и продолжать. Опоздал я, извини, друже! Сам понимаешь. Поздравляю тебя! — Командарм расцеловался с Петрищевым, пожал руки всем офицерам, и Баженову тоже, и сделал это так, будто они были давно знакомы.

Петрищев пригласил за стол, налил водки в серебряную стопочку, подал командующему, налил остальным.

— В командире, — начал командующий, поднимая стопку, — я ценю военную жилку, умение подчинять своей воле обстоятельства и солдат, умение побеждать малой кровью. Этими качествами, этим талантом полководца обладает Платон Петрищев. — Все чокнулись с виновником торжества и выпили. Командарм погрузился в воспоминания: — Помню, после революции у нас был командиром полка матрос-артиллерист, смельчак; военспецем у него был Платон Петрищев. Я командовал в этом полку разведкой и был потрясен, когда военспец пригласил нас вдруг отпраздновать день своего рождения…

У командующего была чисто, до блеска, выбритая большая голова, умные и волевые глаза. Баженову он казался профессором, надевшим военный мундир.

— Во всяких войнах победа обеспечивается духом тех, кто проливает кровь свою. Так выпьем за того, кто пролил немало крови за советскую власть, выпьем за опытного, стойкого офицера, который и меня когда-то обучал военному искусству. За твое здоровье и успехи, Платон Валерианович!

Все крикнули "ура" и снова опорожнили бокалы.

— Гляжу я на этот стол, — сказал командарм, — и вспоминается мне недавний разговор с пожилым бойцом, из "старичков". Спрашиваю: ну, как воюется? А он отвечает: — Харч хороший, воевать можно…

Все засмеялись.

— А ведь как было, когда создавали Красную гвардию? Помню, дали мне только что созданный батальон. Кто во что одет: одни в лаптях, другие в рваных ботинках, стянутых проволокой, кто в шинели, кто в пальтишке, кто в офицерском кителе. Обмундировать бы надо, а ничего нет… Кормить нечем. Голод. Едет наш эшелон день, второй, третий. Морковный чай пьем с сахарином. Один сухарь на день. Тут являются ко мне пятеро красногвардейцев и говорят: местные мы, ежели сейчас отпустите нас домой повидаться, мы расшибемся, а доставим на узловую продовольствия на всю часть. Сбегут, думаю, а мне отвечать. Что делать? Народа еще не знаю. Рисковать или нет? Отпустил… Прибыл эшелон на узловую станцию. Час, два проходит, нет их. А нам стоять семь часов. И пятый час идет, и шестой — нет и все тут. Отправился эшелон дальше к фронту. А на следующей станции гляжу — вся пятерка ожидает нас на перроне с мешками сухарей, картошки, мяса, капусты. Им, оказывается, до этой станции попутный транспорт был. Уж как мы им обрадовались, описать трудно-

Командарм пробыл довольно долго. Он шутил, рассказывал забавные боевые эпизоды, держался непринужденно и очень понравился Баженову.

3

Наутро Баженова, Корнилова и других новых офицеров оперотдела повезли на аэродром, где базировалась штабная эскадрилья "уточек".

Летчики уже ждали их около своих самолетов. Баженов получил карту-двухкилометровку. Как он понял, самолет пойдет по неизвестному Баженову маршруту, а когда летчик потребует указать, где они летят, то наблюдатель Баженов должен будет назвать точные координаты.

Ему дали кожаное пальто, кожаный шлем со шлемофоном, рукавицы.

Его летчик — молодой, невысокий, неторопливый — сел на свое место, кивком указал Баженову на сиденье позади. — Баженов хотел быстро и ловко влезть по крылу на место, но с непривычки ему пришлось карабкаться.

— Пристегнитесь, — крикнул пилот, — и следите за воздухом, увидите "мессера" — скажите.

Баженов нащупал на боках сиденья концы ремня, опоясался и скрепил их пряжкой.

— За тяжи и трубки не хвататься, — предупредил летчик и поднял руку, прося старта.

Мотор взревел. Баженов опустил на глаза очки — "консервы". Рокот усилился. Самолет побежал по полю, начал подпрыгивать, и вдруг толчки прекратились. Самолет лег на крыло, и Баженову показалось, что он вот-вот вывалится."

Хаты скоро стали величиной со спичечную коробку. Четкость линий исчезла, растаяла в синеватой дымке. И совсем уже неожиданно голова пилота оказалась вверху, земля устремилась на Баженова и завертелась перед его глазами. Затем самолет промчался над полем, круто взмыл вверх и снова начал кувыркаться с крыла на крыло. И пошло, и пошло: бочки, штопоры, иммельманы, виражи сменяли друг друга.