Охотники за черепами - [25]
Нет никакого сходства в строении и физиологии человека и обезьяны. Наследственность — не что иное, как передача неизменяемых существенных признаков рода. Резкие, не допускающие возражений выкрики, как удары молота, падают в зал. Снова, приступ злой иронии и язвительного сарказма, остроумие сомнительного свойства: вы утверждаете, что чешуйчатые отростки височной кости австралийцев и антропоидных обезьян сходны, и на этом основании позволяете сближать человека и обезьяну? Прекрасно, но будьте логичны и последовательны: рунообразные волосы негра близки растительности овцы и пуделя — так сближайте человека с пуделем!
Поиски решения задачи такого рода, за которую взялись столь же энергично, как и самонадеянно некоторые ученые умы, потерпели полное крушение. Нет древнего антропоида, от которого произошел человек! «Heдостающее звено», связывающее обезьяну и человека, — химера. Человек — современник мамонта? Не верю! И вообще, вопросы, связанные с происхождением человека, праздные, и над ними не стоит ломать голову.
Каждая фраза охлаждала, сдерживала, наполняла скептицизмом в отношении к смелым теориям и гипотезам, которые бурно выдвигала молодая палеоантропология. Желчный старческий консерватизм Вирхова, желание свести счеты со старыми противниками произвели на Савенкова гнетущее впечатление. Не верит, что человек был современником мамонта. Но если подобное объявляется для Европы, можно представить, каким образом могут встретить утверждение, что в Сибири в эпоху мамонта жили люди каменного века. Ведь Вирхов в конце доклада советовал браться за решение вопросов более посильных, чем туманный и неопределенный палеолит, — например, изучать культуры бронзового века и их распространение. Характерно, что Вирхов словом не обмолвился о тех, кто вот уже в течение полувека работал в области изучения палеолита, но в тоже время археологов-«бронзовиков» снисходительно назвал «гениями-покровителями».
Однако Ядринцев, который, как он заявил, не поддался «обаянию минуты и созерцанию великого ученого», успокоил Ивана Тимофеевича и шутя сказал, что на него, единственного из русских участников конгресса, выставившего доклад о палеолите, падает тяжелая миссия поколебать сомнения самого Вирхова в возможности одновременного существования мамонта и человека, да еще где — на самых задворках мира, в Сибири!
Второй гость, швейцарский антрополог Кольман, произвел на Савенкова значительно более благоприятно впечатление. Блестящий эрудит, профессор анатомии Базельского и Мюнхенского университетов, Кольман предстал перед слушателями как ученый, страстный увлекающийся. Седой высокий старик, сухощавый и сановитый, с длинной густой бородой; у него в характер не было и тени той злобности, которая бросалась в глаза в Вирхове. Кольман явно не желал тратить время на пустословие. Он приехал в Москву работать, у него четкие новые идеи и точный план. В докладе сделаны ясные выводы и глубокие обобщения.
Правда, Кольман не говорил о палеолите. Но тема его выступления очень заинтересовала Савенкова. Швейцарский профессор рассматривал — сложную проблему формирования европейских рас и утверждал, что уже в неолите на территории Европы «странствовали» представители нескольких расовых разновидностей.
Кипение страстей в европейской науке, связанной с проблемой первобытного человека, не могло, разумеется, не найти своего отражения в дискуссиях.
Приобщение к творческому духу настоящей науки волновало и радовало Савенкова. Ему не удалось прочитать доклад самому. Эту миссию взяла на себя графиня Уварова, которая доложила его участникам конгресса на французском языке. Специалисты могли по достоинству оценить характер великолепно и на уровне достижений археологии палеолита того времени проведенного исследования Афонтовой горы, самой яркой из енисейских палеолитических стоянок.
Савенков оказался талантливым учеником своих знаменитых учителей — Черского и Лопатина. Чтобы тебе поверили в главном: в глубокой древности каменных изделий, нужны беспристрастные и точные геологические и палеонтологические наблюдения. Итог многих лет экскурсий, во время которых проводились тщательные нивелировки местности и «топографическое ее изучение», вылился в классически четкую и ясную геоморфологическую схему трех речных уступов, прорытых в долине древним Енисеем, когда тысячелетия назад он был во много раз многоводнее и шире.
Характеристике лёссов Афонтовой горы, силам, отложившим его, Савенков не случайно уделял в докладе столько внимания. Условия залегания каменных орудий и обломков костей объясняли чрезвычайно важный факт: древняя фауна не смывалась с вышележащих уступов и не перемешивалась внизу со значительно более поздними но возрасту каменными орудиями. Кости и камни датируются одним достаточно древним временем, насчитывающим многие тысячи лет.
«Лёсс Афонтовой горы — воздушного происхождения. Кости животных и орудия погребались лёссом одновременно и находятся на месте своего первоначального положения. Все это более согласно с действительностью и нисколько не противоречит геологическим и топографическим данным». Там, где кости мамонта, носорога, северного оленя, бизона и собаки встречаются вместе с каменными инструментами, по решительному утверждению Савенкова, «нет ни складок, ни изгибов, ни переломов, ни сдвигов. Ненарушенность напластований лёсса вне всякого сомнения!»
