Охотники на Велеса - [55]

Да, напрямую, надо отдать ей должное, Любава его никогда не обманывала, но дурачить дурачила. А он так беспредельно испугался за нее, что даже предложил ей стать его женой, чтобы спасти. Как же он, наверное, смешно выглядел в ее глазах. Ведь она точно знала, что смерть ей не грозит.

С большим трудом обуздав нарастающую злость, недостойную воина, он вошел в избу, сам еще не зная, что он сейчас сделает или скажет.

Любава стояла в полутемном углу, скрестив руки на груди, и ждала его. Печка топилась по-черному, но дым уже вышел в маленькое открытое окошечко под потолком, через которое свет зимнего дня проникал в избу.

Всеслав остановился в дверях и молчал, не зная, с чего начать. Рядом с этой девицей его досада, боль и горькая злость слегка поутихли. Он был все же рад, ее видеть. И чувство облегчения, которое он так недавно пережил, узнав, что она жива, снова наполнило его душу.

— Есть хочешь? — прервала молчание Любава.

— Потом можно? Сначала поговорим.

— Хорошо, — Любава обрадовалась мирному тону Всеслава и мирному желанию поесть после разговора. Нужно попытаться спокойно поговорить. Может, он выскажется, плюнет ей в лицо, допустим, и уедет? Правило второе дружинницы: никогда не извлекай меч без крайней необходимости.

— Садись хотя бы. Тебе все рассказали обо мне? Нет, тебе не могли рассказать все. Что тебе рассказали обо мне?

Всеслав снял тулуп, повесил его на гвоздь у входа и заставил себя сесть. Глухо звякнул его меч.

— Из Суждаля вернулся мой брат, — начал воин невыразительным голосом. — Мы с ним обсудили тебя, и он заподозрил, что ты и вправду не ведьма. Он помнил тебя еще по тому времени, когда ваша Ингигерд мирила варягов Брячислава с Ярославом.

Любава обхватила себя руками.

Какой промах Гостомысла. А если бы Мечислав приехал из Суждаля раньше? Или он бы не приехал?

Всеслав откинулся к стенке и, не отрываясь, наблюдал за ней.

— Мы наведались к тебе домой и нашли скрепленные пергаменты с записью наговоров. После чего нам все стало ясно.

— Не знаю, что вам стало ясно…

— … мы поняли, что ты не ведьма, что ты сознательно выдавала себя за ведьму…

— … но теперь я могу все рассказать, — обезоруживая его своей искренностью, сказала Любава. — Теперь уже можно. Я дружинница княгини…

— Мечислав вспомнил.

— … и выполняла приказы своего воеводы. Вот ты, Всеслав, скажи. У тебя, наверняка, была своя дружина. Ты бы потерпел дружинницу, которая хотя бы колеблется в выполнении твоих приказов?

— Не потерпел бы, — ошарашено признал Всеслав. — Но я бы и вообще не потерпел дружинницу в своей дружине.

— Ну и ладно. Тебя никто и не просил. Ты выполнял приказы своего воеводы, а я — своего.

— Ага, но у тебя бы ничего не вышло, — сквозь зубы процедил Всеслав, — если бы не я. Твой воевода включил меня в свои планы?

— Да, — виновато прошептала Любава. — Это Гостомысл. Он легко предсказывает поведение людей в разных обстоятельствах.

— А то, что я, как последний дурак, потеряю из-за тебя голову и попрошу тебя стать моей женой, чтобы спасти от ужаса жертвоприношения, это он предсказал?

Потрясенная его почти что выкриком, Любава промолчала.

— Молчишь? А я мог бы изменить интересам своего князя из-за тебя, — с нарастающей яростью вновь заговорил Всеслав. И добавил, уже сам себе удивляясь, с отчаянием, плохо прикрытым сарказмом в голосе, — да я и сейчас в состоянии изменить Болеславу ради тебя. Одобрит ли такой брак твой Гостомысл?

Любава похолодела, сообразив, что Гостомысл может не то, что одобрить, а просто принудить ее к этому браку. А Рагнар где-то далеко.

— Но я же христианка, — дрожащим, испуганным голосом произнесла она, поднеся обе руки к горлу, где перехватывало дыхание.

— Я понял, и что? — все с тем же злобным сарказмом спросил Всеслав.

— Я не хочу замуж за нехристя, — не подумав, ответила девушка.

Оскорбленный воин сдержался из последних сил. И перепуганная Любава допустила последнюю ошибку.

— Ну, пожалуйста, Всеслав, пойми, мы друг другу не пара. Ты же, как какой-нибудь дикий зверь, никогда не знаешь, чего от тебя ожидать.

— Ах, ты христианка, ах, я дикий зверь, — сдавленным голосом произнес Всеслав и медленно встал.

Дикая злоба, уязвленная гордость, желание немедленно обладать этой девицей, и безмерное облегчение от того, что она все же жива, создали такой накал противоречивых страстей в его душе, что он окончательно потерял голову.

— Стой, — крикнула Любава, увидев в тусклом свете страшные глаза шагнувшего к ней сильного воина. И она выхватила меч, более не колеблясь.

Всеслав не думая, в голове у него пульсировали только злость и страстное желание, добраться-таки до непокорной девицы, мгновенно извлек свой меч.

Только, чтобы отвести ее клинок в сторону. Он не хотел ее убивать. То есть, если и хотел, то не сразу.

— Как же я ненавижу церковников, — сквозь зубы процедил нападающий, и клинки скрестились. Противники замерли на мгновение.

Правило третье: если меч извлечен, не щади противника.

По просьбе Рагнара Любаву долгие годы тренировали, как уклоняться от ударов.

Своего первого волка она заколола в четырнадцать лет.

Чуть развернувшись, ни о чем больше не думая, в следующее мгновение Любава выхватила левой рукой кинжал и всадила его в правое плечо противника снизу вверх. Удар был отработан многолетними тренировками.