Охотник Зеро - [10]
— Не переживай, мы обязательно найдем его, — шепчет Натали с азартом охотника, напавшего на след зверя. — Представляешь, твой отец пересек весь Тихий океан, представляешь, такие огромные корабли, и эти камикадзе, представляешь…
Я не представляла, если честно, я вообще ничего не испытывала, разве что гордость за то, что доставила удовольствие Натали.
Я продолжила атаку за следующим ужином. Уже на пороге я почувствовала тошноту. По всей квартире стояла вонь от рыбы, которую готовила бабушка по пятницам, рыбный день, будь он неладен. Я еле передвигала ноги, словно меня вели на бойню. Словно один неверный шаг, и мне конец. Натали-то, которая незримо толкала меня в спину, ничего не будет. Меня лишь согревала мысль о предстоящей сцене: как вспыхнут от изумления эти три бледные маски, что уставились в свои тарелки. Нет, не могу лопать эту рыбу. Меня сейчас стошнит. Ешь, пока теплая, говорит бабушка. А я в ответ:
— Maryland — это авианосец?
Снова молчание, как накануне. Мама замирает над своей тарелкой. У нее по-идиотски открыт рот, и верхняя губа мелко дрожит. Дедушка и бабушка продолжают жевать свою рыбу, словно они ничего не слышали.
— Давай, ешь, — наконец роняет бабушка, — маленьким детям нельзя болтать за столом.
Ага, сейчас, разбежалась. Разглядываю их. Всех троих, по очереди. За один день я перешла в другой лагерь. Отныне я буду не жертвой, а палачом. Я жду ответа на поставленный вопрос. Думаю, его даст дедушка. Но нет, ему, наверное, накрутили хвост, он трусливо прячет нос в свою тарелку.
— Ешь! — срывается на нервный крик бабушка.
Нет. Обливаюсь потом. Это не кухня, а кубрик какой-то, качает, как в сильный шторм. Я обеими руками судорожно цепляюсь в стол. И вдруг до меня доносится невнятное бормотание мамочки:
— Линкор.
— Бенедикта! Тебе опять будет плохо, — встревает бабушка.
Но я не отступаюсь:
— Линкор? А что это такое?
Руки у мамы начинают дрожать. Она выскакивает из-за стола.
— Прими свои таблетки, — кричит ей вслед бабушка. Затем, повернувшись ко мне, бросает, прежде чем побежать за дочерью, — вот видишь, что ты наделала!
Я остаюсь наедине с дедушкой. Продолжая невозмутимо поглощать свой рис с рыбой, он принимается объяснить, будто для себя:
— Линкор — это адмиральский корабль. Самый крупный в эскадре. Броня, которой укреплено судно, позволяет ему защищаться от вражеских ракет и торпед. Этот корабль также наилучшим образом оснащен ПВО.
— А это что такое?
— Противовоздушная оборона. А на палубе стоят башни с пушками.
— А как погиб папа?
— Японская бомба разнесла палубу, и корабль затонул.
— Это камикадзе сбросил бомбу?
Он наконец поднимает глаза на меня. Удивленно:
— А ты откуда знаешь?
— Я не такая тупая, как вы все считаете.
Позади меня раздается постукивание бабушкиной палочки. Я бросаю ему в лицо:
— Я хочу знать, кто мой отец.
— Бедное дитя, мы даже не были с ним знакомы, — вздыхает он, пока бабуля доходит до своего стула с искаженным от негодования лицом, маски сброшены, я читаю в ее чертах смесь беспокойства и возмущения.
— Мне пришлось дать ей успокоительное. Она исцарапала меня. — Затем, обернувшись ко мне: — Так вот какая ты штучка! Думаешь, нам мало хлопот с твоей матерью?
Мои глаза набухают от слез. Я в ярости сжимаю кулаки.
— Убери со стола, раз не желаешь есть. Я тоже не буду, весь аппетит перебили.
Я беру три нетронутые тарелки и выбрасываю в ведро омерзительное пятничное блюдо, пока дедушка молча срезает кожуру с яблока. Башни, пушки… — вот бы сбросили бомбу на улицу Бьенфезанс. Мой отец плавал по морям. На море хорошо, там хорошо дышится, там не задыхаешься.
В следующий четверг Натали разбила свою копилку, и мы отправились в книжный магазин «Жибер», чтобы скупить все, что найдем о войне с Японией. Мы укрылись в комнате Натали и целый день листали толстые книги, пропуская малопонятный для нас текст и больше рассматривая фотки, которые там попадались: объятые пламенем корабли, развороченные в металлолом палубы, тонкие точки в небе, готовые через пару мгновений вырасти в пикирующие самолеты, бомбардировщики, выстроившиеся в стройные ряды на аэродроме, летающие крепости В-21, истребители «Мицубиси Зеро», групповое фото пилотов-камикадзе, сделанное на память своим близким перед последней атакой, токийские кварталы после бомбардировок. Наконец, листая страницы, мы добрались до главы про Окинаву. И вот удача: Maryland, который вышел невредимым из сражений в Перл-Харборе и Лейте, 6 апреля 1945 года принимает на себя удар летчика-камикадзе. Впрочем, сильных повреждений корабль не получил. Однако 7 апреля другой камикадзе таранит своим истребителем «Зеро» палубу линкора. Вспыхнувший пожар добирается до складов с боеприпасами, от взрыва которых гибнет значительная часть экипажа. Судно теряет управление. Оно не затонуло, но, сильно поврежденное, вынуждено идти на буксире к берегам США. Мой отец погиб 7 апреля 1945 года. Его смерть запечатлена в этих книгах. Я набросилась на них с какой-то обреченной жадностью. Я открыла для себя головокружительную прелесть чтения, жажду поглощать страницы, по которым бегут, строчка за строчкой, черные знаки, нарезающие на фразы пространство и время, которые они прячут в самих себя за решеткой прямых линий с засечками. Я твердила себе: я не умею думать. Я не могла думать, когда читала. Я завороженно передвигала взгляд слева направо и обратно. Я глотала и глотала слова, пока строчки не поплыли передо мной в тумане и я в изнеможении головой не врезалась на книжку. Это было скорее похоже на желание погибнуть, тут же, на этой самой странице. Желание погибнуть в войне на японских островах.
