Охотник - [49]

Тварь осторожно кладет мне мохнатую башку на грудь (дышать сразу становится тяжело) и закрывает глаза. Растерянно чешу ему щеки и подбородок, как котенку. Клыкастик не реагирует. Осмелев, чешу сильнее, тварь издает пронзительный скрип, в панике отдергиваю руки. Клыкастик трется об меня мордой, едва не ломая ребра. Это он так мурлычет, доходит до меня, и я изо всех сил начинаю тереть зубастую морду.

– Хороший котик, хороший. – Надо же как у меня голос дрожит.

Клыкастик снова трется об меня, протестующе скрипят ребра. Не сожрет, так задавит, мелькает в голове испуганной птицей мысль.

Спасает меня вернувшийся эльф.

– А ну, пошел! Киэло на!

Клыкастик недовольно урчит и оставляет меня в покое, напоследок попытавшись языком содрать кожу с лица. Пахнет от него отчего-то не гнилым мясом, как положено хищнику, а полынью. Приподнимаюсь на локте, ощупываю ребра. Вроде целы, на первый щуп.

Тварь пытается потереться уже об эльфа, но тот непреклонен.

– Киэло на! Верге! – «Иди прочь! Отстань!»

Клыкастик, обиженно урча, с треском вламывается в заросли и исчезает в лесу.

– Я же говорил – достаточно протянуть руку, – говорит эльф, улыбаясь.

– Твоя работа? – мрачно спрашиваю я, поднимаясь с земли. Дон, продолжая улыбаться, качает головой.

– Лес меняет тебя. Всех меняет, но тебя – в особенности. Чтобы выжить, ты учишься слушать, понимать его. И становишься его частью.

– У меня уши не изменились? – спрашиваю Медвежонка.

– Нет вроде, – недоуменно отвечает тот.

– Думал уже, в эльфа превращаюсь, – говорю, краем глаза поглядывая на Дона.

Тот благодушно улыбается, кажется, мои обнимашки с тварью сделали его настроение непробиваемо хорошим.

– Я перепугалась, – говорит Релли. – Показалось даже сначала, что он тебя терзает. Потом уже поняла, что ласкаться лезет, магию побоялась применять.

– Я тоже не рискнул, – сознался господин Излон.

Небо – восхитительно синее. Солнце – теплое, ласковое. Трава – мягкая, свежая. Даже морда клыкастика, высунутая из-за дерева, пейзаж не портит. Спасибо, что не сожрал, родной.

Мир прекрасен! Отвела беду Хозяйка Чужих Перекрестков, в последний миг, но отвела ведь.

– Есть одна новость, – улыбка не сходит с тонких губ. – Я нашел Тропу. Совсем рядом, и короткую, на три часа самое большее. Выводит почти к самой Руине, по правде сказать, не ожидал даже. Все-таки вы, люди, удачливы не по заслугам…

– Ну давай теперь заслугами меряться. – Я берусь за пояс, поддерживающий штаны, делая вид, что собираюсь его расстегнуть.

Релли хихикает, господин Излон снисходительно и вместе с тем укоризненно качает головой. Выражение лица – типичное «эх, молодежь!».

Заслугами эльф меряться не возжелал. Ухмыльнулся и сел на траву рядом со мной.

– А теперь выкладывай плохую новость, – говорю, пристально глядя в глаза.

Сроду такого не было, чтобы хорошая весть рука об руку с дурной не шла. А если чудом каким случится такое – значит, ты уже не в Злом лесу.

– И плохая есть, это ты верно подметил. – Эльф слегка мрачнеет, не сильно, но вполне себе заметно. Стало быть, новость не то чтобы плохая, скорее неприятная.

– Не тяни быка за хвост, – подгоняю неторопливого нашего проводника. – Что стряслось, выкладывай.

– Тропа открылась у самого Камня Душ, – неохотно сообщает эльф, отводя глаза.

Вот оно как! Действительно, плохая новость. Потому что о Камне этом я первый раз слышу. И чем он опасен, понятия не имею. Одна надежда, что Дон знает, да и та с червоточиной – что эльфу безопасно, для человека вполне может смертью обернуться. И не уверен, что Дон это понимает, у остроухих мышление своеобразное.

– Камень Душ – что это? – Релли не собирается сдерживать любопытство, да и господин Излон, судя по открытому рту, собирался поинтересоваться диковинкой.

– Серый камень высотой в два эльфийских роста, – сообщает Дон. – На вид самый обычный.

И замолкает, будто раздумывая, продолжать дальше или нам и сказанного достаточно. Рассказывали у нас как-то, что в городе менестреля бродячего порешили за то, что, не закончив баллады, до ветра решил сходить. Считал я, что брешут люди, как это – живого человека да за какую-то паршивую балладу? Теперь – верю.

– Души он притягивает, – продолжает неспешно эльф. – Души погибших в Злом лесу. Или же слепки с душ – до сих пор высокомудрые спорят. Стоит посреди поляны огромный камень, а вокруг него тени вьются. Когда одна-две, а когда и побольше сотни.

– Призраки – днем? – Медвежонок недоверчиво хмыкает, но боязливо как-то.

И то сказать – нет человека, который призрака не боялся бы. По секрету скажу – и среди эльфов таких поискать еще, и не одна жизнь уйдет, пока найдешь.

– Призраки света не выносят, – подтверждает господин Излон так уверенно, будто каждую ночь самолично их факелом гоняет.

А впрочем, откуда мне знать, чем маги занимаются, когда люди спят?

– Они не совсем призраки, – тихо роняет эльф. – Они… впрочем, сами увидите. И поймете.

Никакого желания понимать у меня не возникло. Боюсь я призраков – чего уж тут скрывать? Боюсь, хоть и не видел ни разу, и не жалею, что не видел.

– Они безвредны, – успокаивает меня Дон.

Видно, сумел прочитать страх, что старательно прячу за опущенными ресницами. Прочитать-то сумел, а понять – нет. Не того боюсь, что худое сделают. Того, что сам однажды таким стану.