Охотничий пес - [7]

- Вот здесь, видишь, Иен? Бубонные воспаления... давай осмотрим укус.

Маркус обошел стол по кругу, хмыкнул, попросил подсветить ему. Он поковырялся в ранках пинцетом несколько секунд и извлек изумрудную муху каллифориды. Он позвал магов-медсестер, они помогли трепанировать полицейского, тогда им предстало ужасное зрелище: изжеванный мозг полисмена облепляли, будто просыпанные рисовые зернышки, крохотули опарыши, они судорожно расползлись из-за раздражающего их кружка света.

- Никакая это не бубонная чума, как видишь.

Одна маг-медсестра за их спинами разошлась рвотными воплями.

- Видимость болезни для прикрытия, - согласился Иен. - Это некромантия.

Среди бесчисленных запрещенных законом практик в магии одной из самых темных и бесчеловечных считается некромантия, то есть оживление мертвецов. Маги-некроманты в современной науке назывались реаниматорами. Иену вспомнилась старая детская сказка "Почти мертвый король", в которой одна добрая волшебница похитила сердце жестокого короля, взявшая за основу исторические события из доимперской эпохи. В старые времена король-узурпатор, известный под именем Дориан Оскаливший, в одном из захватнических походов вернулся из соседнего государства с возом пленников, и среди них была ведьма по имени Дарла. Она выбралась из острога, пробралась к королю, остановила его сердце, а затем перезапустила его с помощью некромантии и ведра жертвенной крови его дочерей. Дарле удавалось дурачить подданных короля десятилетия, пока обман не был раскрыт, и ее не четвертовали марианские церковники, притом им не было важно, что ее закулисное правление принесло в королевство небывалое процветание.

- Значит все дело в мухах, - подвел итоги Марк. - Через них маг управляет людьми, как кукловод марионетками, действуя на каком-то расстоянии. Когда мы вступили на его территорию, он натянул ниточки и дал команду "фас".

- Мы имеем дело с очень серьезным колдовством. Наш беглец - это повелитель мух высочайшего мастерства.

- Значит, что все заболевшие... ну... - он замялся.

- Как видишь, их уже не спасти. Этот ублюдок заплатит сполна, помяни мое слово.

Возвращаться на Бульвар, пока не прекратится дождь, они не рискнули.

Как-никак вода - наилучший проводник магии. Гурдун поспешила покинуть шатер задолго до их возвращения. Иен, не спавший более суток, решил прикорнуть в гостинице в квартале от оккупированного полицией Бульвара розы, пережидая ненастный ливень.

Маркус предпочел скоротать ночь с кружкой ржаного пива в близлежащем пабе.

Збынек остался с ним.

Комната Иену досталась под чердаком.

Запахи дешевого стирального порошка и накрахмаленных простыней ударяли ему в нос. В комнатушке было немного очень старой мебели. Он приглушил масляную лампу на старомодном туалетном столике, и швырнул горстку медных монет в расписную вазочку, чтобы отпугнуть крохоборов, и они не закусали его во сне, поскольку иммунитет к магии магов не распространяется на них, магических духов. Не раздеваясь, он лег на жалостливо скрипнувший матрас, сваленный на проржавевшую пружинную кровать, и смежил веки.

Во сне ему снова причудилась она. Она, босоногая, в безразмерном атласном платье цвета материнского молока, брела сквозь маковое поле, точно одинокий парусник в море. Осиную талию перетягивал шнурованный корсет, полог платья колыхался, подхваченный легким эфиром. Золотистые кудри, с вплетенными в них васильками, падали на оголенные плечи. Пунцовое заходящее солнце окаймляло ее полыхающим ореолом. Рдяные маковые головки вспыхивали на солнце, точно мириады самоцветов.

В прозрачном воздухе стоял маковый дурман.

- Анна! - закричал Иен ей в след.

Она обернулась, из-за бьющего света за ее спиной лица не было видно.

- Иен, - она произнесла его имя. - Иен, проснись.

Земля под его ногами разверзлась, и он провалился в пучину.

Его сердце бешено колотилось, под одеждой проступил холодный пот. В ушах стоял церковный колокольный звон. На него нахлынули воспоминания.

- Анна, - произнес он одними губами, и подметил, что тянет руку к потолку.

Он выудил пальцами из кармана свалявшегося сюртука карманные часы.

Четыре часа утра.

За окном просветлело пасмурное небо, ливень, наконец-то, прекратился.

Иен встал, разгладил свою одежду, и присмотрелся к себе в отражении треснувшего пополам зеркала в раме на туалетном столике. Худощавое лицо вкупе с оливковой кожей делали его похожим на ожившего мертвеца, глаза карие с серым ободком, волосы всегда взлохмачены изжелта-бледного цвета охры. Сейчас он был одет в серый сюртук из легкой шерстиной ткани, в рубашку сливочного цвета, в темные брюки и в сиреневый шелковый платок, завязанный на шее. Многие шутили, что этот платок дамский, но это не заботило его.

Иен забрал медяки в свой кошелек и незамедлительно покинул гостиницу. Он вышел на прохладную улицу, где отдавало озоном после грозы. Грозовой сезон - первый месяц лета, и из-за ливней Иен мог чувствовать себя не в своей тарелке, когда вода прибивает к земле все запахи мира, делая его дар бесполезным. Хоть он любил иногда покурить, чтобы отдохнуть от бесконечных запахов, вечно окружающих его, но ровно так же, как другие люди любят иногда побыть в тишине или дать отдохнуть глазам в темноте.