Охотничий пес - [9]

Когда отвратительное пиршество лжепса закончилось, Иен разомкнул веки.

Збынек, лохматый пес с ушами торчком весело лаял на сгорбившегося бездыханного мага.

Маг казался нетронутым, будто умер от золоченой пули.

Однако кое-что поменялось, то, что не будет замечено никем, кроме Иена.

Некромант утратил свой неповторимый запах.

Запах его прогнившей насквозь души.

* * *

В полдень того же дня, Иен с протрезвевшим Марком отобедали в кафе "Счастливая подкова" в Речном порту. Из пышущей жаром кухни до Иена доносились дивные запахи мясца с чесночком, топленого бараньего жира, заокеанских приправ, свежеиспеченного лукового хлеба, муки, всяких масел. Он протягивал свое сверхчувствительное обоняние все дальше, улавливая запахи рыбы с причала, свежескошенной травы в яблоневом саду на другом конце города и бесконечное множество других запахов.

Для Маркуса он заказал крепкого кофе.

- Так что, все кончено? - спросил апотекарь.

- После гибели мага некому было поддерживать функциональный круг, и эпидемия рассосалась сама собой спустя час, - подтвердил он. - Кстати, обнаружились выжившие, что несказанно меня радует. Они все попрятались за импровизированными баррикадами в окраинных домах, и сутки боялись высунуться, и это спасло их от участия в вечеринке.

- Значит, оживленные мертвецы пали, - Марк отпил кофе без сахара и зажмурился.

- Маги-криминалисты обследовали Бульвар розы вдоль и поперек. Функциональный круг нашли на мансарде той же гостиницы, где он прятался, еще запрещенные фолианты и шифрограммы, их проверят дешифровщики.

- Что с магическим амулетом мага?

- По данным всеимперского маговского реестра, этот амулет принадлежал Тобсену Хенсену, санкционированному магу из Орлика, шахтерского городка далеко на северной границе Арисской провинции. Он лечил шахтеров, официально два года назад пропал без вести.

- М-да... - промычал он, - Бессмыслица какая-то. Что заставило законопослушного мага вдруг сбежать и совершить столь отвратительное деяние?

По чистому синему небу позли пузатые цеппелины, бросая сизый топливный шлейф в прозрачный воздух. На таком расстоянии они казались крохотными жуками. В живой изгороди из кустов лапчатки жужжали осы и порхали бабочки. Ярко-желтое полуденное солнце ложилось на Каннескарские улицы золотистыми лучами, разбрасывая коротенькие тени.

- Это нам еще предстоит выяснить, - ответил Иен.

Глава вторая

Было уже почти девять вечера, когда людные улицы Приюта наполнил колокольный звон, доносящийся из замшелой капеллы. Капелла представляла собой зданьице-четверик из белого камня с башней колокольней. Над ступенчатым арочным порталом с деревянной двустворчатой дверью зияли стрельчатые глазницы витражей, составленных из кусочков разноцветного стекла в абстрактный мозаичный узор. На пороге этой капеллы собрались немногочисленные прихожане, их встречал обрюзгший капеллан в подряснике с кулоном окрыленного ключика на его разжиревшей шее. На грохочущей как улей рассерженных ос улице кричали клирики, зазывая детей-беспризорников для раздачи бесплатной еды.

На город неумолимо напускались малиновые сумерки. Фонарщики разожгли фонари на сгорбленных столбах покрывшихся налетом красноватой ржавчины, их блеклый свет хлестал грязноватые стены и шиферные крыши. Из ослепительно-черных дыр дымоходов, устремленных краснокирпичными дулами в набрякшее сливками кургузых облаков небо, тянули башенки черно-угольного чада.

Проезжие части накрывал сизый выхлопной туман.

Курносая беременная девчушка с волосами цвета соломы и крапинками веснушек на красивом личике шла по улице вдоль оживленной дороги. На ней была надета простецкая коричневатая юбка с рюшками и безразмерная шляпка с искусственными подсолнушками. В руках она держала перевязанную лентами веточку белоснежной сирени.

Ее лицо сияло от счастья, словно начищенный пятак.

Проходя мимо рабочих, в пропахших насквозь трудовым потом и каленым железом комбинезонах, мамаш с орущими младенцами на руках, просящих милостыню, цыганят и полукровок, она лучезарно улыбалась всем им. Не все отвечали ей улыбкой на улыбку, но ей было все равно. Она была счастлива, и просто намеревалась поделиться этим счастьем с окружающим ее неприветливым миром, где всегда не хватало простого человеческого тепла. Она вышла на высаженную цветущим тополем авеню. Надоедливый тополиный пух, напоминающий снежные хлопья летел в лицо, схваченный ветром. Озорная детвора все норовила поджечь тополиный пух, свалявшийся на тротуаре.

Миновав авеню, она вышла вдоль железнодорожных путей и остановилась напротив накренившегося вправо дома на четыре этажа. На входе с таблички из светло-золотистой латуни читалось название: "Кротовья нора", паршивая гостиница на границе Приюта.

Она вошла внутрь, дала жалкую горстку медных монет угрюмому управляющему, и стала неспешно подниматься по крутой бетонной лестнице в свою убогую комнатенку под самой крышей. Поднявшись на лестничную площадку, прилегающую к ее комнате, где не горели рожки, она начала искать замок от двери на ощупь. Здесь на лестничной площадке ее обдало сквозняком из раскрытого для проветривания окна, отчего девушка заиндевела. Через картонные стены она прислушивалась к возне постояльцев. Доносился недовольный младенческий плач, супружеские ссоры и пьяный ор чьего-то мужа-алкаша. Затрепетали озорно стекла в оконных рамах, и с потолка посыпала штукатурка, когда мимо гостиницы пронесся девятичасовой пассажирский поезд.