Охотничий пес - [4]

Таковым апотекарем был Маркус Логан, а Иен первоклассным ауто-да-фером.

Они вчетвером, Иен, Маркус, Збынек и полицейский оказались на центральной аллее Бульвара, ведущей к набережной. За отреставрированными зданьицами, где находились справные публичные дома и элитные курильни, в переплетениях узких улочек, спрятались от Божьего ока дешевенькие бордели для куда менее состоятельных клиентов. Малиновое небо вызревало над рокочущим мегаполисом, в переулках Бульвара розы сновали чумные заболевшие. Немолодая дама с воспалениями, схватила за штанину Иена мертвой хваткой, когда он проходил мимо. Полицейский ударил каблуком сапога по ее подбородку и отмел ногой в сторону.

Збынек любопытно обнюхал хныкающую женщину, чихнул и поплелся дальше.

Запахи кала и мочи насквозь провоняли все вокруг.

Бульвар розы, или, как его называли раньше, Бардак, облюбовали блудные дамочки еще несколько веков назад, когда вдоль набережной имелась стоянка кораблей. Каннескар был построен на левом берегу быстротечной реки Занюшка, прозванной так неприглядно из-за характерного запаха тины и тухлятины. Из-за удобного географического положения и протяженности по реке проходил Занюшский торговый путь. Бардак с распростертыми объятьями принимал всяких гостей, рыболовов и матросов, держащих многодневный путь к южному морскому проливу. Бардак закрыли по указу предыдущего генерал-губернатора из этических соображений богобоязненного Адольфа Кара, а стоянку кораблей перенесли. Спустя годы единственный сын Мареки Хонканен, Леопольд, содействовал возрождению Бардака, души истомленных речных путников и попоек. Идея легализовать проституцию была связана с желанием сына генерал-губернаторши улучшить к матушке расположение разозленного пролетариата.

Главную улицу Бульвара перестроили, вдоль реконструированных зданий высадили изгородь из роз, цветов, красующихся на фамильном гербе Хонканен. Старая архитектура домов терпимости и монетной любви отдавала классическим стилем, духом старой школы замысла доимперских зодчих. Здания орнаментировали пилястры с капителью, гипсовые карнизы и барельефы с изображением женской наготы и половых утех. Наиболее видные бордели для богатых клиентов украшали изваяния богов плодородия языческого пантеона в коротких хитонах с заложенными складками ткани на оголенных плечах. Их кучерявые головы увенчивали оливковые ветви из латуни.

Обычно по вечерам здесь бурлила жизнь: за расписанными витринами плясали юные девушки в вульгарных одеждах, приглашая случайного прохожего заглянуть на огонек, и играли уличные музыканты, а в окнах и на балкончиках, увитых виноградом, выставляли алые фонарики. Сегодня на центральной аллее было запустение по понятным причинам. Когда они вчетвером, наконец, дошли до набережной, солнце окончательно скрылось за горизонтом, освещая последний розоватый лоскут неба огненным заревом.

Среди различного мусора на набережной шумно копошились дюймовые крохоборы, безобидные магические духи-воришки и злостные хулиганы. Иен смежил веки и глубоко вздохнул, втягивая своим сверхчувствительным носом тошнотворный лакричный запах, исходящий от течений магического ветра, и всякие другие запахи окружающего его мира. Вслед за запахами он возносился прямо над крышами домов, он простирал чутье все дальше и дальше, касался сверхчувствительными нюхательными рецепторами кирпичной кладки, исследуя, разнюхивая, точно ищейка или призрачная гончая. Его с ног до головы охватывали запахи индустриального города. Улицы насквозь воняли мочой и животными испражнениями. Асфальтовые дороги и мостовые отдавали слежавшейся пылью. Речные каналы пахли водорослями, тиной, протухшей водой, радужными топливными пятнами и химикатами, что ежедневно сливают множественные городские мануфактуры в артерии реки, отравляя рыбу, которую продают на торжищах...

Назойливое бренчание прозрачных крыльев мух перебило его концентрацию, и он выпал из транса. Полицейский уже разжег ручной фонарь, когда напустилась ночь, а из-за кургузых темно-лиловых облачков стеснительно выглядывал серебристый серп ущербной луны. Иен слышал стойкий приторный аромат, тянущийся из близлежащего переулка, и за коробками и бесформенной грудой мусора, где возились дюймовые человечки, он нашел расчерченный человеческой кровью многоугольник, вписанный в кольцо магических рун-летаний. Сладковато-лакричный аромат тянулся сквозь брешь в мыслимом пространстве и бил ему в нос струей фантомного жара.

- Первый знак... другие должны быть поблизости, - пробормотал он.

- Вода наилучший проводник магии, - пояснил Маркус, глядя на растерянное лицо полицейского. - Маг использует воду подобно резонатору, потому он и рисует магические круги рядом с источником воды. В древности, преследуемые церковью, ведьмы и колдуны свои колдовские штучки проделывали возле рек или под дождем. Сейчас с водопроводом они в любое время могут навести порчу даже в ясный день, но привычка делать это возле воды глубоко въелась в их культуру.

- Как вам удалось отыскать что-то без спектральных очков, да и каких-либо других приспособлений для регистрирования уровня магии? - спросил Мартин, дивясь.