Охотничий пес - [2]

- Хорош ерничать. Почему ты вечно такой противник власти?

- Это вовсе не так, - запротестовал он. - Я не против действующей власти, я против глупости.

Диабелла была одной из девятнадцати жен в гареме экзархия Аарона Милосердного.

Марека же, как ее единственная дочь, унаследовавшая фамилию матери и главенство над аристократическим домом Хонканен, была сестрой теперешнего Великого экзархия, Георгия Справедливого. Так повелось, что имя вождя империи имело скорее ироническое значение, ведь и его отец Милосердный был известен тем, что без суда и дознания велел предать огню на городской площади младенцев из остановившегося в столице цыганского табора многие годы назад, которых простой люд подозревал в отравлении питьевой воды в водохранилище. А теперь и его сын принимал весьма противоречивые решения и носил имя Справедливого шутки ради, не иначе.

- Чертовы анархисты, что с них взять? - пробубнил Марк, и, глядя на недоуменное лицо коллеги, уточнил. - Не ты, а те, что убили врача.

- Люди недовольны, их недовольство можно понять.

- Люди всегда всем недовольны, - парировал он. - Убийство ни в чем не повинного мага никак не оправдывает их недовольство.

- Высокого ты мнения о людях.

- Ты неисправимый идеалист.

- Ты ошибаешься.

Впрочем, в юношестве Иен был максималистом и идеалистом, но это прошло вкупе с пубертатными прыщами. Мегаполисы империи - это безжалостные паровые джунгли, и если ты хочешь выжить - умей вертеться, это он понял сразу, как покинул свою деревню.

Экипаж кое-как вскарабкался на широченный мощеный мост над речным каналом, украшенный бронзовыми златокрылыми львами, разинувшими свои клыкастые пасти, то ли в угрожающем рыке, то ли в полусонном зевке. В темно-мутной воде бутылочного тона в копьях солнечных лучей поблескивала русалочья чешуя, над неровной гладью стелилась едва различимая сизая дымка, и поднимался устойчивый запах тухлой рыбы и водорослей. Канал пересекали гондольеры в остроносых лодчонках. Воздух становился чище, и сквозь редеющие смоговые тучки отчаянно пробивалось пунцовое заходящее солнце, чем дальше экипаж отъезжал от Заводских кварталов на северо-восток города. Иен открыл форточку и выбросил наружу закоптившийся платок.

Маркус выудил из кармана фляжку с виски и жадно припал губами к горлышку.

- Сейчас наклюкаешься, и проку от тебя не будет, - предупредил Иен.

- Мне так лучше думается, - просипел Маркус в ответ.

- Сдается мне, ты заблуждаешься, мой друг.

- Цыц, мальчишка. Я-то лучше знаю, что для меня лучше, а что хуже, - он спрятал фляжку и добавил: - Яйца кур не учат, слышал о таком?

Экипаж резко затормозил, и чугунные кони испустили пар и раскатистое ржание.

Иен приоткрыл дверцу, высунулся наружу и окликнул возничего.

- Никак не могу, начальник, - прощебетал он. - Там эти, полицаи не пускают.

Иен неслышно выругался и покинул экипаж.

В лицо ему выстрелила вечерняя прохлада, пунцовое солнце практически скрылось за низкими домами, окаймляя пушистые облака малиновым светом. Впереди дорога была перекрыта полицейскими самоходными омнибусами, выкрашенными в иссиня-черный тон с решетчатыми окнами. Навстречу к Иену вышел полицейский, юноша с невыразительной внешностью и рыжеватыми волосами. Полицейская форма на нем представляла ансамбль из угольно-черной гимнастерки с красным кантом, аксельбантом и кивером с имперским гербом - грифоном, изрыгающим три языка пламени.

- Проезд закрыт, уважаемый, - произнес он. - Разворачивайтесь.

Иен вздохну и вытащил из внутреннего кармана своего темно-серого сюртука жетон из окисленного серебра с выгравированной литерой "C" и показал парню.

- Простите, сэр... - осекся парень и отступил.

Иен запрятал жетон и возвратился к возничему, протягивая тому немного медяков.

Возничий, полугретчанин, поблагодарил его на гаркающем диалекте, Марк и Збынек покинули экипаж, и тогда тройка чугунных лошадей растворилась в малиновых сумерках города под резкий стук копыт и ржание проржавленных глоток.

"Оставь надежду, всяк сюда входящий" - эти слова, в напоминание всем грешникам о Тартаре, оказались выгравированы пред арочным входом на Бульвар розы на кирпичной стене. Несколько полисменов сопроводили троицу через арочный проем, и они вышли к растянутому посреди улицы желтому медицинскому шатру. Отдернув полог, Иен первым проник внутрь. На смотровых столах находились вздувшиеся тела, накрытые простынями, казавшиеся еще более жутковатыми из-за света зеленоватых газовых рожков.

Иен обходил смотровые столы, когда всех троих окликнули со спины.

Это была полноватая дама в возрасте с неприятным лицом и сальной кожей. Из-под оптических имплантатов из непрозрачного криолитового стекла, делавших ее похожей на ослепшую пророчицу, змеились связки лоз-кабелей, скрывающиеся под парчовую ткань одежды. Ее редкие темные кудри падали из-под белой шапочки и липли к влажному лбу. Кипенная моццетта была накинута на плечи поверх золотистой мантии, окантованной по краям орнаментальной вышивкой по виду заплетенной виноградной лозы. На обвислой груди маг носила магический амулет с красным опалом, инкрустированным в железную основу по виду элегантно загнутых лепестков лилии на толстой цепочке. Ее холеные руки украшали кольца Наивысших полномочий с коралловыми самоцветами.