Охота за царской казной - [33]

— Неплохо… — одобряю информированность «бати».

— Все плохо, — недоволен Старик. — Непонятно, кто заказал? Почему? И еще тысяча и один вопрос.

— Ну, «почему» — это мы в принципе знаем. «Кто» — тоже можно догадаться. Скорее всего, стреляли в телохранителя, а историка хотели похитить… — поправляю Степаныча.

— Гадают бабки да девицы, а нам нужно знать точно!.. — отбривает меня генерал и, захлопнув папку, убирает ее в стол. — Ты уверен, что там, куда вы сегодня поедете со Сперанским, вас никто не ждет? Может, там уже сшиваются какие-нибудь шведы или австралийцы с богатым прошлым…

— Думаю, с их бумерангом против нашего гранатомета им ловить нечего, — смеюсь я.

— Думай, думай… — бурчит Старик. — Когда поедете за бумагами? Смотрю на часы:

— Через час. Сперанский сказал, что его приятель сегодня туда должен подъехать, чтобы соседи не вызвали милицию, когда мы там станем шататься по двору…

— Можешь идти. Доложишь по возвращении.

— Есть доложить, ваше преосвященство! — вскидываю руку, дурашливо вывернув ладонь. — В смысле, пардон, ваша светлость… — продолжаю балагурить, стоя на вытяжку перед генералом.

— Кыш, вольнодумец! — шипит на меня Степаныч, делая страшное лицо.

Мгновенно испаряюсь из кабинета под его гомерический хохот. Адъютант генерала удивленно смотрит из-за своего стола, когда я метеором проношусь через приемную.

С Катей я помирился, и ее глаза снова колдовски сияют, в них светится любовь, хотя время от времени и мелькают искорки сарказма.

Возвращаюсь в коттедж. Катя забралась с ногами на диван и внимательно слушает историка. Тот пересказывает ей содержание дневников царского генштабиста.

На цыпочках, чтобы им не мешать, прохожу в кухню, наливаю себе уже остывший кофе и возвращаюсь в гостиную. Присаживаюсь в кресло в углу.

Афанасий Сергеевич расхаживает взад и вперед, он уже завершил свое повествование.

— А что же тогда в последней тетради? — помолчав, спрашивает Катя.

— Об этом вы узнаете сегодня вечером, — опять напускает туману историк.

Любит он все-таки тайны и театральные паузы.

Меня наконец замечают. Афанасий Сергеевич поворачивается ко мне.

— Как Андрей? — спрашивает он о состоянии раненого охранника. Киваю ему успокоительно:

— Через пару недель будет как новенький.

Историк облегченно вздыхает и опускается на стул возле окна.

— Как вы думаете, Герасим, — произносит он задумчиво, — сможем мы добраться до этого золота?

Пожимаю плечами:

— А почему бы и нет, пуркуа па, как говорят французы. Если только это золото действительно существует…

Сперанский мотает головой:

— Я не о том… Ведь если уже сейчас идет стрельба на улицах, то, располагая материалами по дневникам, заинтересованные лица могут до определенного предела идти за нами по пятам…

Согласен с ним, что так может случиться, и нам будет более чем нелегко.

— Не исключено… — подтверждаю его предположение.

— Может быть, следовало бы привлечь больше серьезных и обученных людей?

— Вопрос, конечно, интересный, Афанасий Сергеевич… — улыбаюсь я его сомнениям и страхам, вполне, разумеется, обоснованным. — Но как вы себе представляете реакцию толпы вооруженных парней перед сотнями килограммов золота?

Историк удивлен:

— Разве вы не доверяете своим людям?

Развожу руками:

— Не то чтобы не доверяем… Но в настоящее время на базе из старой гвардии только я. Остальные на заданиях. А искушать неискушенных не стоит.

Историк задумчиво кивает:

— Что ж, может быть, вы и правы. Может быть… А вы сами-то не боитесь соблазниться? Ведь вам, наверное, никогда не приходилось иметь дело с сокровищами? — вдруг спрашивает он.

— Ну почему же не приходилось, — улыбаюсь я. — Правда, это были сокровища не в буквальном смысле слова. Однажды я перевозил с товарищем четыреста миллионов долларов в ценных бумагах…

— Я в нем уверена, — встревает в разговор Катя; — Кто-кто, а уж Герасим — стойкий товарищ… — улыбается она, лукаво глядя на меня.

— Мне кажется, Катя, что вы абсолютно правы! — легко соглашается с ней Сперанский, сразу повеселев.

Глава четырнадцатая

Дача приятеля Афанасия Сергеевича находится в Кавголовском садоводстве у озера Хепоярви.

— Как думаете, Афанасий Сергеевич, — спрашиваю историка, повернув по его указанию направо, — ваш друг не мог поинтересоваться, что в тетради?

Афанасий Сергеевич молчал на протяжении всего пути, думая о чем-то своем.

Катю я оставил на базе готовиться к дальней дороге. Согласилась она очень неохотно, и то лишь после того, как я предложил ей смотаться в Питер и купить все, что может понадобиться женщине в дороге. Получив на руки две тысячи долларов, Катя сдалась и осталась ждать, когда ее вызовут на контрольный пункт, откуда пойдет машина, специально для нее выделенная генералом.

— Тетрадь запаяна в полиэтилен и в специальном футляре помещена в мешок с удобрением… — говорит историк. — Мой товарищ об этом не знает, а удобрение оставлено мне на осень. Так что беспокоиться нечего.

Мне приходится признать, что Афанасий Сергеевич поступил как профессиональный конспиратор.

— Вон тот домик с новой крышей, — показывает Сперанский на одноэтажную дачу, сверкающую на солнце новыми оцинкованными листами железа.