Охота - [44]

Бомбу она достала из кармана специально, чтобы почувствовать – это не сон, это настоящее. Она видела, как вздрогнула, заметив банку, детективка. Эта банка могла убить. Если кинуть ее в водителя, который угрюмо вглядывался в ночную улицу, можно было, наверное, заставить машину врезаться в разделительный барьер.

Соня много лет жила в мире, где настоящей была только Обитель, а все остальное – сначала очень далекое, а потом как бы близкое, но при этом совершенно недоступное – было просто наваждением. Там жили ненастоящие люди, которых можно было использовать, и происходили ненастоящие вещи, которые ни на что не влияли и ничего не значили. Соня хорошо помнила: когда она только познакомилась с Катей, та пыталась объяснить ей значимость оппозиционных митингов. Соня слушала эти рассказы с усмешкой. Она профессионально умела разбираться во всех вещах, интересующих мирских людей, но никогда не думала, что эти вещи имеют какой-то реальный смысл. А потом оказалось, что имеют. Катя была настоящая. Парень, которого друзья звали Рим из-за внешнего сходства с римским сенатором, был настоящий. И в Соне проснулся страх. Сначала она боялась, что эта «настоящесть» – тоже сон. Потом, что, если это сон, братья из Обители постараются его развеять. Так и вышло. Соня всех их обыграла, но Катя и Рим погибли, а значит, нужно было искать кого-то или что-то еще. И все время, с тех пор как она переехала в Питер, она пыталась это что-то найти. Она ходила в клубы, предварительно выяснив, что там не промышляют братья. Она ходила в церкви. Дважды была в синагоге, один раз в маленьком буддистском храме. Провела два вечера в феминистском кафе «ИКС». Она бросила наркотики, вообще все, даже перестала курить, хотя ей до сих пор иногда хотелось подойти к какому-нибудь курильщику на улице и отобрать у него сигарету, сделать хотя бы пару затяжек. Страх не проходил и даже ширился, потому что и Обитель стала казаться сном. Соня не знала, как жить в своем новом мире, но и на старый мир смотрела с недоверием и страхом. Как она могла слушаться отца? Просто потому, что мать говорила, что так надо?

Единственной настоящей вещью оставалась сестра. Ева ждала Соню где-то далеко, и ее обязательно нужно было забрать.

Оса молчала, и Мишка решила спросить ее о другом.

– Расскажи про Обитель, – сказала Мишка. – Как она устроена?

– Как она устроена? – переспросила Оса. – Да обыкновенно. Два больших дома в лесу плюс молельня, это такая высокая изба с одной комнатой. Под ней холм, в котором что-то вроде подвалов. Там есть жилые комнаты и погреб. И еще есть мастерская, там делают Двоицу.

– А кто ее делает? – спросила Мишка.

Оса все еще думала о другом, но все равно ответила:

– Два старших брата. И Баба. Она когда-то была учительницей химии, мне кажется, или, по крайней мере, в химии разбирается. Мама говорила, что Баба работала в школе.

– Твоя мама умерла? – спросила Мишка. Она была уверена в правильности предположения, потому что в письме, которое Оса писала сестре в Обитель, мать не упоминалась.

– Давно, – сказала Оса. – А твоя?

– Спилась, – сказала Мишка. Рассказывать о своей семье не хотелось, но она понимала, что с Осой придется обмениваться информацией. – Она занималась арт-перформансами, но пару лет назад совсем перестала соображать и теперь живет на даче.

– Смешно. – Оса вздохнула. – Выходит, нам обеим не повезло с матерями.

Некоторое время они молчали. Мишка посмотрела на карту в телефоне, потом за окно. Такси ехало через мрачную и совершенно пустую промзону.

– А кто такой отец? – спросила Мишка.

– Не знаю, что тебе сказать. – Оса пожала плечами, сделала рукой неопределенный жест и покачала головой. – Мужчина такой. Я не знаю точно, но он наверняка мой биологический отец. Большинство детей в Обители – его дети.

– У тебя есть братья или сестры? – спросила Мишка.

Оса посмотрела на нее удивленно.

– Я думала, ты знаешь. – Она нахмурилась. – Ты же…

– У тебя есть младшая сестра, – сказала Мишка.

Оса кивнула.

– Ева. И еще у нас есть старший брат, Юлик, – сказала она. – Я как-то всегда думала, что он сбежит раньше, чем я. Но он бы написал мне. Он один из обительских водителей. Возит из Петрозаводска химикаты для мастерской, продукты, спички и обратно Двоицу.

Такси вдруг затормозило у ничем не примечательного темного здания. Оно было как две капли воды похоже на два соседних.

– Приехали, – сказал водитель. – Что вы в этой жопе делать-то будете?

– Молиться, – сказал голос из колодца. – Падать в ноги своему Боженьке. Целовать его грязные волосатые лапищи. Так будешь?

Злата не ответила. Повязка к ночи высохла, но лицо все равно все горело. Болела и пучилась кожа – Злата один раз поднесла к лицу руку, провела по волдырям пальцами. Болели глаза, а точнее, болели глазницы, как будто в них вбили два раскаленных гвоздя. Голос из колодца, совсем тихий, она слышала как будто не из-под земли, а со дна озера. Разбирала только некоторые слова, и то о них не думала. Но голос не утихал.

– Поговори со мной, – попросил колодец. – Расскажи, что у тебя случилось, почему воешь?

Злата снова поднесла к лицу руку. Когда вчера утром отец отвел ее к мастерской, он так исходил ее по плечам и локтям, что в первую ночь руки совсем не слушались. Теперь же она могла их сгибать и, наверное, могла бы стянуть повязку, но тогда пришлось бы смотреть на мир, а Злата знала, что смотреть будет нечем.