Охота - [36]

Ева встала возле двух новых крестов. Земля под ними была свеженаваленная, разрытая. На левом углем было выведено: «Брат Юлий». На правом, поменьше: «Брат Авксентий». Ева села между крестов, стала читать заупокойную. Плакать не собиралась, потому что про Юлика верила, что его тела под крестом нет, а про Аксю знала, что младшие братья все попадают на небо, и неважно, сколько в них бесов пыталось пробраться.

Но чем холоднее становилось и чем труднее было читать молитву, потому что зубы сильно стучали, тем страшнее становилось Еве. Она уже пожалела, что пришла на кладбище ночью. Чувствовала под ногами, в ледяной земле, как двигаются разложившиеся тела.

Отец рассказывал, что когда душа покидает тело, то оно начинает гнить и раздуваться. Если его в землю не зарыть, то однажды тело надуется и лопнет, забрызгает все вокруг трупным ядом, который разъедает кожу. Один из близнецов сказал, что именно этим ядом отец пропитал Злате повязку.

Уйти было нельзя, потому что заупокойная молитва была длинная и прочитать ее полагалось целиком. Ева поднялась, чтобы совсем не замерзнуть, стала подпрыгивать и повторять молитву знаками, хотя за это отец, если бы увидел, мог бы и насмерть убить. В колодец Ева попала летом как раз за это.

– Спаси и сохрани, аминь, – сказал тогда отец. Все повторили за ним, а Ева забылась и сначала перекрестилась, а потом еще правую руку от левого плеча перенесла к левому же локтю и потом к левому запястью. Это был знак, которому ее научила сестра, еще давно, и, конечно, при старших показывать его не следовало. Отец подошел к Еве, взял ее за руку. Сначала заставил отвернуть знак – повторить его в обратную сторону. Потом подозвал одну из старших сестер, послал ее в мастерскую за молоком. Ева уже поняла, что сейчас ее посадят в колодец, и заревела, за что отец ударил ее в живот так, что она упала на землю. Отец еще пнул ее, и Ева замолчала, зажала лицо руками.

Потом ей дали выпить молока, и боль в животе сразу отступила. Еву отнесли к колодцу, в котором тогда еще злого человека не было. Посадили в бадью, перетянули веревкой, чтобы она не выпала, опустили вниз.

Ева, как и полагается, стала читать молитву о прощении. Сначала чувствовала себя хорошо и даже стала засыпать. Бадья быстро перестала качаться, ноги и руки сразу затекли так, что Ева их просто уже больше не чувствовала, и ей стало казаться, что она висит в пустоте, а сверху на нее смотрит большой небесный глаз. Потом вдруг что-то как будто укололо Еву в шею, и она почувствовала, что ее утягивает вниз, в темноту. Голову запрокинула так, что перестала видеть небо, уставилась в пустоту.

Вскоре Ева перестала понимать, где находится верх, а где низ. Осталось только чувство бесконечного падения, как будто она сорвалась с огромной горы и теперь очень быстро летит вниз. Иногда ей казалось, что ее волосы развеваются на ветру, а иногда – что все ее тело сжалось в крепкий кожаный шар, но все время она слышала биение собственного сердца, которое становилось тяжелее и тяжелее. А потом Еве стало по-настоящему страшно. Темнота вдруг хватала ее за кожу, тянула наружу кости. Было очень больно, по животу потекла горячая кровь, а в шее что-то хрустнуло, и Еве показалось, что ее глаза резко распахнулись и в них ударил яркий свет. Он пробил ее насквозь, разрезал легкие и сердце, которое вдруг перестало биться. Ева стала кричать и кричала очень долго, пока совсем не охрипла. Потом она медленно, долго приходила в себя. Возвращались к жизни руки и ноги – их покалывали тысячи иголок, и, когда Еву начали поднимать из колодца, ей показалось, что веревки сейчас сожмутся и разрежут ее на куски.

Теперь, прыгая между крестов, крестясь и показывая знаками молитву, Ева старалась колодец не вспоминать. Даже погреб со страшной иконой был лучше колодца. Ева споткнулась, растянулась на земле. Больно ударилась носом о камень. И тут сзади раздался хруст веток. Кто-то неспешно подходил к кладбищу.

Глава девятая

Богдан следил за новостями очень внимательно. За все время с тех пор, как он полтора года назад приехал в Питер, к человеку с топором братья обращались всего дважды, а тут за два дня целых три сообщения в «Колодце». С первым все было понятно. Когда Богдан узнал, что на мосту убили Журналиста, то просто прочитал короткую молитву благодарности:

Господи, я, раб Твой Богдан, благодарю Тебя за то, что Ты избавляешь землю от всякой нечисти, будь то журналисты, активисты или любые другие бесноватые. На Твое миелосердие уповаю, и кланяюсь Тебе, и славлю имя Твое, спасибо.

Когда на следующий день появилось сообщение с еще одним описанием, Богдан тоже не удивился – не напрямую же журналист вызнал про Обитель. Должен был у него быть какой-то источник. Тут тоже прочитал молитву, хотя про нового убитого ничего не знал, поэтому ограничился общей благодарностью:

Благодарю Тебя, Господи, за то, что оберегаешь рабов Твоих. Аминь.

А вот после третьей новости Богдан задумался. В самом центре Питера, у клуба «Б-Гема», неизвестный зарубил топором парня и покалечил еще какую-то девушку, которую, как написала «Фонтанка», забрали на скорой, но в стабильном состоянии. По клубу «Б-Гема» работали братья – Илья и Кирилл. Кирилл в прошлом году ушел из жизни, а вот Илья был жив, и как раз он-то и посылал в чат сообщения. Богдану в голову закрались нехорошие подозрения. Залез на «Двач», нашел там две фотографии с места убийства. Кто-то их сделал еще до приезда полиции. Точно сказать было сложно, потому что лица на фотографиях видно не было, но кофта вроде похожая у Ильи была. Богдан забеспокоился, закинулся Двоицей (не полной таблеткой, а парой крошек с растолченной дозы), стал разговаривать с Богом в колодце. Это когда тело вниз вроде тянет, но ориентацию в пространстве не теряешь и только мир вокруг немного плывет. Бог сказал: напиши отцу.