Охота Полуночника - [39]

Полуночник улыбнулся и виновато покачал головой.

Отец проглотил дымящийся кусок картошки. Перекатывая его во рту, чтобы не обжечься, он проговорил:

— Сложно сказать, милая. Бушмены не исчисляют свой возраст годами, — он осушил бокал одним глотком и вздохнул с облегчением.

— Как глупо, — ответила мать.

Отец промокнул губы салфеткой.

— Можно спросить, сколько шагов ты проходишь отсюда до дома своей матери?

— Разумеется, можно. Только я понятия не имею.

— Это потому, что ты измеряешь расстояние в минутах. Вот и бушмены измеряют возраст иначе, чем мы, но для них это вполне естественно и разумно.

— Какой вздор! — воскликнула она.

— Может, это и смешно, Мэй, но это гармонично вписывается в их образ жизни.

Они хмуро уставились друг на друга и замолчали.

— А кто такие бушмены? — спросил я. — Никогда не слышал о таком народе.

Отец подлил себе вина.

— Бушмены первыми поселились в Южной Африке. Они были кочевниками и охотниками, они преодолевают сотни миль, следуя за великими дождями через пустыню, саванну и джунгли. Я наблюдал за их образом жизни, и уверяю тебя, на земле нет более быстрых и метких охотников. Но сегодня они подвергаются гонениям; их истребляют сотнями — и голландцы, и англичане, и даже другие африканцы.

Он с нежностью посмотрел на нашего гостя, который сидел, устремив растерянный взгляд себе в тарелку.

— Полуночник был еще ребенком, когда его украли из племени. Его родители погибли от руки голландского командира по имени Нэл — этот гадкий изверг убил тысячи людей из народа Полуночника. Мальчика отвез к себе на ферму один из офицеров Нэла и сделал своим слугой. Потом его бросили на произвол судьбы. Благодаря своим врожденным навыкам следопыта он нашел дорогу домой, к своему племени. Но через несколько лет вновь произошло нападение, и все его новые собратья были убиты. Тогда он был уже юношей, и его опять продали, на сей раз — йоркширцу по фамилии Рэйнольдс, который держал там виноградник. Там я и встретил его. Как видишь, у него есть веские причины не знать свой возраст в том смысле, как мы это понимаем.

— Если они такие великие охотники, папа, то как же его родители дали себя убить? — В тот момент мне было даже приятно, что мои нескромные вопросы могут кого-то задеть.

Отец наложил воображаемую стрелу на невидимый лук, прицелился через окно в сад и выстрелил.

— Лук бессилен против мушкетов, Джон. Даже ты это знаешь, — он подмигнул мне, и я понял, что слово «даже» было наказанием за мою нескромность.

— Это был неравный бой. Но уверяю тебя, сынок, — он подкрепил серьезность своих слов, поднося кулак к моему носу. — Если бы бушмены сходились с англичанами на равных, Полуночник и его люди всегда бы одерживали победу. Так же, как и шотландцы, — закончил он с гордостью и откинулся в кресле. — Недавно я видел, как человек его племени свалил газель со ста ярдов, стрелой прямо в сердце. Нет, любой, кому дорога жизнь, не стал бы связываться с Полуночником и его родичами.

Наш гость все сидел, понурив голову, явно взволнованный. Мелкие морщинки, как спицы колес, появились вокруг его миндалевидных глаз.

— И что вы можете нам сказать об Африке, сударь? — спросила мать.

Полуночник никогда не бывал за пределами Африки, так что просить его рассказать о своем континенте было все равно, что требовать от него рассказа о целом мире, поэтому он вознес руки к потолку и воскликнул:

— В небе есть звезды, они великие и могучие охотники. Они танцуют, чтобы призвать солнце; бушмен танцует так же, чтобы призвать луну.

Он поднял ладони, раскрывая их навстречу маме, словно преподнося ей драгоценный дар, и добавил:

— А потом приходит Богомол. Он нисходит с небес в пустыню.

Было видно, что маму поразила красота его слов, до такой степени, что мне показалось, будто он выиграл этот спор. Но, прокашлявшись, она бросила отрывисто:

— О, да, это все очень красиво, но я не могу понять, какое это имеет отношение к Африке.

— В Африке знают обо всем этом. Африка — это память.

Это было как звук трубы над полем великой битвы, призывающий всех воинов сложить оружие. Никто не проронил ни слова. Думаю, каждый из нас имел свою причину впасть в молчание. Из речи Полуночника я не понял ничего, но сами слова его казались волшебными, как заклинание. Мама, очевидно, просто подумала, что этот африканец — безнадежен, и лучше ему было оставаться на своей жалкой родине.

Что касается отца, то глаза его светились гордостью, как будто ему выпала честь принимать в своем доме самого Роберта Бернса.

После десерта из груш в вине, любимого папиного лакомства, он развел огонь в камине и позвал всех посидеть с ним.

Полуночник отказался и попросил разрешения забраться на нашу смотровую вышку, чтобы посмотреть на город. Из вежливости папа удалился вместе с гостем на пару минут. Вернувшись, он поведал нам, что африканец смотрел сквозь желтое и красное стекло витража так, словно заглядывал через порог в мир будущего. Еще раньше, во время экскурсии по дому, он был заворожен этими стеклами и сказал, что нам удалось похитить кусочки от сына Богомола, Радуги, и оставить себе. Богомол, как мы узнали позже, был верховным божеством в пантеоне бушменов.