Охота на зайца - [49]

— А жулики или бандиты вам попадаются? Или просто навязчивые любопытные люди?

«Особенно во время еды», — с трудом подавил я. Ришар потихоньку к ней пододвигается и вовсю расписывает чудовищные опасности, которым мы себя подвергаем. Немного смутившись, она отодвигается от него. Самое странное в том, что мое молчание ее, кажется, беспокоит. Она уже неоднократно пыталась втянуть меня в беседу.

— А с вашим другом разве никогда ничего не случается?

— О, это старый брюзга. Я его очень люблю, но он настоящий медведь.

Она не перестает мне улыбаться, а мне как-то не по себе из-за моего друга. Почему я? Почему я должен преодолевать столько препятствий в течение последних двадцати четырех часов? Все ошибаются, все сталкиваются лбами, и никто не идет туда, куда надо. Похоже, что это вообще характеризует человека. Не знаю, чего она хочет, но она это плохо выражает, ни малейшего внимания Ришару, который пытается подлить ей вина, не говоря уже об этой ее манере незаметно завладевать все большей и большей территорией на банкетке, где я сижу. Я на своего коллегу даже взглянуть не осмеливаюсь.

Вдруг он резко поднимается и швыряет свой кусок пиццы в мусорную корзину. Это он на меня злится.

— Ну ладно, Антуан… оставляю тебя убрать со стола, а я отсюда сам уберусь. А?.. Пока, приятель. До свидания, Изабель.

— Слушай, останься! Ты ведь даже вино свое не допил! Некуда тебе пока спешить!

Делать нечего. Ушел. С горечью. Будто это я виноват. А он мне, боюсь, скоро понадобится. Плохой расклад.

— Расскажите еще об этих ночах напролет в поездах.

У меня кошмар или это цитата из Дюрас?^[32] Я уже не знаю ни что делать, ни что говорить, поэтому мямлю какие-то банальности, как вчера, когда соня задал мне тот же вопрос. И так же, как и вчера, я думаю о чем-то другом. О встречах в поездах, об их подсознательном значении, проявившемся в искренности, о том, что они были просто подарены мне. Во всем этом, конечно, повинна ночь. Вспоминаю ту женщину, которая все глаза себе проплакала в объятиях любовника на перроне Рома-Термини. А тот — карикатурный Latin Lover в белой рубашке, распахнутой на груди, с какой-то висюлькой на цепочке, брюки в обтяжку. Тип, какие тысячами попадаются на террасах кафе возле Пантеона. Она плакала, сжимая его в своих объятиях изо всех сил, а он с важным, покровительственным лицом посмеивался над таким обилием лиризма. Настоящий профи. «Хватит плакать, я тебя люблю, скоро буду в Париже». Поезд отходит, рыдания удваиваются, она смотрит на меня, как бы признавая свои слезы, как бы давая мне понять, что боль не позволит ей сейчас заполнить таможенный листок, эту ничтожную бумажку. Я уважаю ее горе и тихонько ухожу. Четыре часа спустя я возвращаюсь за листком. Она сидит рядом с каким-то молодым парнем, большим краснобаем и записным остряком к тому же, если судить по взрывам ее смеха и обмену улыбками. На следующее утро обнаруживаю их в столовке.

Перед ними чашки с кофе, их губы нежны, кончики пальцев соприкасаются мягко и интимно. 10.06, прибытие на Лионский вокзал. Она пробегает несколько метров по перрону, ища кого-то взглядом, и падает в объятия мужчины, который обхватывает ее за талию и крутит вокруг себя.

С тех пор я сомневаюсь. Я сомневаюсь во всем, что может походить на внешнее проявление того, что называют искренностью. Смех, слезы, волнение, театр, чувства — все это мне кажется несколько преувеличенным. Не слишком разумным. Как эта Изабель, непохожая на ту, другую, быть может, но которая тоже не внушает мне никакого доверия. Сам не знаю почему.

— Надо сдавать экзамены, проходить стажировку, вы ведь должны быть готовы к любым неожиданностям, верно?

Не ко всем, увы.

— Это как в любой работе — теория учится за два дня. В матчасти я разбираюсь хуже, чем машинист, не так, как контролер, в проверке билетов и не как кондуктор в обслуживании клиентов. Но я понимаю больше, чем машинист, в проверке билетов, больше, чем кондуктор, в матчасти и больше, чем контролер, в обслуге. Но вас это и вправду интересует или вы просто спать не хотите?

— Нет… я… вам это мешает?..

Я не отвечаю. Нет, спасибо, я сам справлюсь. Нет, мне еще надо закончить работу. Не знаю, что мне отвечать на ваши вопросы. Впрочем, обычно это парни задают вопросы девушкам.

Она выходит в коридор, идет, оборачиваясь время от времени, и исчезает наконец в своем купе. Сейчас 23.00, и я не замедлю избавить Мезанжа от этого тюка с грязным бельем, который только и делает, что дрыхнет.

*

Поезд оживлен больше, чем вчера. Возвращение в Париж всегда оставляет у меня это впечатление, но статистика утверждает обратное. В любом случае первый класс полон, Т-2 занимают влюбленные парочки — свадебное путешествие в Венецию всегда пользуется успехом. Большая голова Мезанжа видна издалека. Он беседует с соней, сидя на откидной койке и держа стакан в руке. Мне даже показалось, что я тут липший, когда Мезанж удрученно сказал: «А мой-то вообще дурья башка!» Я догадался, о чем они толкуют. Сведите двух отцов вместе, а дальше все пойдет само собой. В любом случае я рад, что они поладили.

— А, это ты…

Они прощаются, Жан-Шарль рассыпается в благодарностях, другой скромничает: до скорого, кто знает, а почему бы и нет и т. д. Высоко подняв голову, даже не поглядев на меня, соня идет в сторону девяносто шестого, будто так и надо. Мезанж пропускает мои «спасибо» мимо ушей и хватает меня за руку: