Охота на зайца - [47]

Ни одного швейцарца, немного итальянцев, несколько французов, среди которых один врач, а это всегда может пригодиться. Люблю иметь врача под рукой, пользы от них гораздо больше, чем от священников. Порой случались такие ночки, когда я дорого бы дал, чтобы найти хоть одного, лишь бы самому не ставить диагноз. Единственный раз, когда у меня ехала беременная женщина, с ней обморок случился, а я чуть не последовал за нею.

Я не слишком-то продвинулся, даже наоборот. Только зря теряю свое время на дурацкие домыслы, вместо того чтобы поспать до Милана. Времени в обрез, едва-едва чтобы успеть задремать. Никто об этом ничего не узнает.

*

Все об этом подумали. Надоедливые пассажиры, видя, как я зеваю, тру глаза, смущенно извинялись. Коллеги сбывали мне свои излишки, контролеры вежливо подсовывали подсадных, на которых я таращился мутным взглядом, прежде чем продать место. Тем не менее мне удалось сохранить свободными оба купе. Пять остановок за два с половиной часа, причем одну из них я вроде бы прозевал, Верону кажется, и это добрый знак. Сейчас 21.50, и мы прибываем в Милан, так что в моих интересах иметь ясную голову, у меня тут двое пассажиров по брони. Поезд проезжает через пригородные новостройки, которые ночью похожи на мое представление о Лас-Вегасе — мигающие неоновые огни, билдинги, теннисные корты, освещенные даже зимой, и целый лес гигантских труб.

— Эй, Антуан… Сегодня твой черед идти!

Ришар влетает стрелой, улыбаясь до ушей. Поезд только что остановился на вокзале.

— Куда это?

— Как куда? В тратторию, кретин!

А… дьявольщина… Про это я тоже забыл. В Милане, во время сцепки двух составов, один из нас бегает в маленький ресторанчик, расположенный в трехстах метрах от вокзала, и возвращается с горячей пиццей и холодным вином. В последний раз я уже чем-то отговаривался, чтобы не ходить.

— Извини, — говорю я, — мне сейчас нельзя отлучаться. Двое клиентов должны сесть, да я и не голоден.

— Черт бы тебя подрал! Я уже вторую неделю подряд туда таскаюсь!

Горстка людей толкается, чтобы пролезть в мой вагон. Прежде чем они уцепятся за поручень, я кричу, что сесть могут только пассажиры с броней, остальным придется искать место во флорентийском составе. Молодая женщина размахивает кусочком белого картона. Я помогаю ей подняться, остальные хнычут, но я хлопаю дверью.

— Место четырнадцать, первое купе. Там уже есть двое. Дайте мне ваш билет и паспорт и заполните таможенный листок. Если меня не будет, суньте его под дверь, и спокойной ночи.

Ришар наступает мне на ногу и корчит какую-то непонятную гримасу.

Девушка входит в коридор.

— Рехнулся, что ли? Ты ее видел? Класс! Думаешь, такая попала бы ко мне? Как же, дудки, изо всех нас она достается самому вредному и сварливому! Ты хоть на ноги ее посмотрел?

Я и лицо-то ее толком не разглядел, вот как она меня взволновала. Тут Ришар прав, я единственный проводник в мире, который может говорить с пассажиром и при этом даже не заметить, какого он пола, мужского или женского.

— Слушай… Антуан, давай без глупостей, за тобой ведь должок. Не будь гадом, сделай что-нибудь. Или ты мне больше не друг и на мою помощь можешь не рассчитывать… Это не шантаж, а всего лишь угроза. Ладно, я сбегаю за жратвой, но ты в лепешку расшибись, чтобы ее пригласить. Сделай это ради меня.

У меня нет ни желания, ни сил, чтобы заниматься подобными глупостями. Мои интрижки с девицами закончились уже давным-давно. К тому же он отлично знает, что сейчас у меня проблемы из-за Жан-Шарля, сам видел, как я суечусь и выдумываю всякие нелепости.

Да, но… Не вижу, как отказать ему в чем-либо… пусть даже это каприз, пусть даже в самый неподходящий момент, пусть даже моя голова забита сейчас совсем другими вещами. К тому же тут и дела-то всего на полчаса: она ест с нами, затем они вместе сваливают, если придет такая охота.

— Попытаюсь… Я же говорю: попытаюсь. Так что, если она откажется, ты мне комедию не устраивай.

— Клянусь! — кричит он, целуя меня в щеку. — Можешь просить у меня что хочешь, Антуан. Что хочешь!

— О таких словах всегда потом жалеют. Устроимся в десятом. И пошевеливайся, ты уже добрых три минуты потерял. Представь только, что в траттории очередь. Вдруг без тебя уедем? Что мне тогда с девчонкой делать? Хорош я тогда буду с этим приглашением к ужину.

Второй из ожидаемых пассажиров прибывает через гармошку и протягивает мне свою броню. Мужчина лет пятидесяти, вежливый, собой красавец и, похоже, привычный к этой процедуре. Не говоря ни слова, он отдает мне свой паспорт с билетом внутри, заполняет формуляр, пристроившись в уголке у окна, и проходит на свое двадцать второе место, не спрашивая, где оно находится. Паспорт французский, профессия: режиссер. Еще один, которого нет в Ларуссе.

Заявляются новые контролеры и спрашивают количество. Двое по брони в Милане, шестеро подсадных, один неявившийся в Венеции, итого: двадцать восемь. Они заодно интересуются, где тут у меня свободное купе, о котором говорили коллеги. Хорошая новость. Они собираются остаться там до Домо. Прежде чем отправиться туда, один из них выглядывает в коридор, затем оборачивается ко мне и с чуть смущенной улыбкой просит принять меры. Быстро смекаю почему. Перед дверью восьмого купе — лужа блевотины. Ничего хуже в коридоре случиться не может. Меня уже самого тошнит. О том, чтобы самому подтирать, и речи быть не может. Схватив две грязные простыни, я прыгаю с гримасой отвращения внутрь восьмого купе. Это молодой француз, едущий с двумя своими ребятишками. У одного из них он держит руку на лбу. Мальчуган мертвенно-бледен.