Охота на зайца - [48]

— Заболел?

— Э… не знаю, кажется, у него температура.

Тревога. Отец становится таким же мертвенно-бледным, как и сын.

— Извините за то, что в коридоре. Не успел донести его до туалета.

— Неважно. Может, объелся чем-нибудь. В его возрасте это обычно шоколад.

— Быть может… Это моя вина, никогда на такие вещи не обращаю внимания. Наверное, мне придется сойти, вдруг это серьезно.

Мне из-за него не по себе. Я и в самом деле не знаю, что значит иметь ребенка.

— Погодите. Пусть он полежит пока, тут рядом есть врач. А вы тем временем подотрите в коридоре вот этим.

Он безропотно подчиняется. При слове «врач» его лицо просветлело.

Сегодня вечером обошлось без беременных, зато у малявки худо с печенью. Всякий раз, когда у меня появляется врач, я заставляю его вкалывать. Он сидит в своем купе рядом с дверью. В руках книжка.

— Хм… Добрый вечер. Вы ведь врач, верно?

— Откуда вы знаете?

— Ну… прочитал в вашем паспорте, когда убирал его на место. Тут рядом один мальчишка приболел, так что было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы подошли взглянуть…

Он несколько удивлен, но не говорит ни слова. В конце концов, это ведь его работа, он обязан выполнять ее повсюду, где его только об этом попросят. Как настоящий профессионал, он хватает свой саквояж с багажной сетки и следует за мной.

— Это ваши инструменты? Они у вас всегда с собой?

— Да, часто. Я ведь не в отпуске. И это доказательство.

Кисло-сладко. Предпочитаю оставить его наедине с малышом, пока отец продолжает возить тряпкой по полу. Устанавливаю полки пенсионерам и влюбленным из девятого. Двое болтливых американцев предлагают мне кока-колы, студенты спрашивают, не знаю ли я какой-нибудь славный и недорогой отель в Париже. Я стучусь в стекло первого и делаю девушке знак выйти. Да, да, вы, не озирайтесь по сторонам, я именно к вам обращаюсь.

— Вы уже поели?

— Простите?.. Э… нет…

Она и вправду хорошенькая. Брюнетка с черными глазами, волосы прямые, остриженные под Луизу Брукс, веснушки. Совсем не в моем вкусе, но хорошенькая. Вид у нее — будто с Луны свалилась, почти как врач. Терпеть не могу такие дела, это же смешно, я вообще не умею девиц клеить, а еще того меньше — для кого-то другого. Я все готов был вообразить, садясь в двести двадцать второй, но только не то, что буду кокетничать вместо Ришара. Не могу дождаться завтрашнего утра.

— Это очень удачно, нам с коллегой очень хотелось бы пригласить вас поужинать с нами.

Если это приглашение, то трудно сделать хуже. Настоящее пугало.

— С удовольствием.

— …

— Я согласна. Где это?

— В… десятом купе, в той стороне. Сразу же после отправления поезда…

Она снова садится, покуда я еще трепыхаюсь какое-то время с другой стороны стекла. Она мне даже улыбнулась. То-то Ришар будет доволен. Особенно если она продолжит улыбаться мне вот так. Пора бы ему и вернуться, а не то я через две минуты дерну стоп-кран. В восьмом, похоже, дело улаживается, особенно рядом, в коридоре, где от рвоты не осталось и следа. Отец снова обрел человеческое лицо и жмет руку врачу, который по-прежнему не улыбается.

— Дайте ему одну капсулу, — говорит он, вынимая флакон из своей сумочки. — До завтрашнего утра пусть побудет натощак.

— Извините меня за беспокойство, — говорю я.

— Меня это не побеспокоило. Скоро отправляемся?

Он кладет на место стетоскоп и похлопывает мальчугана по плечу, улыбнувшись в первый раз.

— Прямо сейчас. Хм, а скажите, вы терапевт?

— Нет, я работаю в одной клинике в Бангкоке. Я специалист по тропической медицине. Вы не могли бы разбудить меня перед Дижоном?

— Конечно. За полчаса. И еще раз спасибо.

Свисток. Первый рывок. Черт побери, Ришар!

— Ну что, есть будем? — говорит он прямо за моей спиной, с пластиковыми пакетами в руках.

Остается только закрыть мою кабинку на висячий замок, и мы устраиваемся на пикник — стаканы, салфетки, приборы, штопор.

— Ну как? Уговорил?

— Может, это и не совсем то слово, но, думаю, она придет.

— Йеееееее!

Три обжигающе горячие пиццы. Без анчоусов, зато с целым лотком fritto misto.^[31] Ко мне возвращается голод. Завтра же приглашу Катю в ресторан. Девица робко заглядывает в купе. Ришар вскакивает на задние лапки и приветствует ее с немалой торжественностью. Протокольный обмен именами, ее зовут Изабель. И она, похоже, собирается испортить мне этот единственный и крохотный приятный момент: Ришар будет без остановки нести чепуху, она будет беспрерывно сыпать вопросами, а я даже не смогу распустить пояс. Она скрещивает ноги и ест свою порцию пиццы очень элегантно, едва прикасаясь к ней губами. А у Ришара подбородок уже весь в масле. Я забиваюсь в уголок возле окна и посвящаю свое внимание пейзажу, неразличимому, впрочем, сквозь толщу сумерек. Ришар при каждом новом анекдоте ловит мой одобрительный взгляд, но я ничего не подтверждаю и остаюсь безучастным. У нее веснушки аж до самых лодыжек… Кусочек кальмара между большим и указательным пальцами, салфетка, деликатно прижатая к уголкам губ. Между двумя глотками она что-то спрашивает насчет нашей потрясающей работы, как же, новые горизонты, бегство от повседневности и все такое прочее. Она напоминает мне того журналиста из «Актюэль», которого мы терпели на «Палатино» и туда, и обратно. Он называл это репортажем в естественной среде… Нам даже кажется, что она волнуется за нас, — все эти таможни, все эти люди, вся эта ответственность и т. д.