Охота на Вепря - [30]

Кураев запер двери, сам достал из буфета бутылку коньяка, фужеры. Сел в кресло напротив меня. Я же достал папиросу из портсигара и закурил, наблюдая за тем, как граф разливает коньяк.

– Петр Ильич, дорогой Петр Ильич, – проговорил он. – Я вам все расскажу. Вы можете принять меня за сумасшедшего, но тогда вам придется сознаться и в другом: таких сумасшедших, подобных мне, вокруг вас слишком много! Вы должны поверить мне… Поверить!

– Говорите, – кивнул я, пригубив напиток.

Граф опустил глаза и вновь поднял их, но посмотрел уже требовательно и почти упрямо, точно собирался испытать меня.

– Я решил довериться вам полностью, Петр Ильич. Я готов рассказать вам историю моего рода – графов Кураевых. Ту историю, которую мне не позволено рассказывать никому. Заказано предками! Но сейчас на карту поставлена судьба оставшихся потомков. Слушайте же. История эта начинается в те суровые времена, когда на Руси правил царь Иоанн Грозный, во времена опричнины, поделившей все русское государство на две половины. Либо ты с царем, либо против него. Одну половину царь приблизил, а другую отдал на расправу первым. Мой предок, Антон Кураев, не выбирал, среди кого ему быть. Судьба сделала за него такой выбор. Он был среди воинов влиятельнейшего боярина Никиты Васильевича Шереметева, приходился ему троюродным племянником, седьмая вода на киселе. Шереметевские угодья были воистину велики, и по разным землям Руси разбросаны. Однажды к Шереметеву, в его подмосковное имение, проездом пожаловал сам Иоанн Грозный. Никита Васильевич втайне недолюбливал царя, отдавая предпочтение его двоюродному брату Владимиру Старицкому. Иоанн стоял на крыльце терема, когда Антон бросился к нему, упал на колени и попросил: «Позволь, государь, руку твою поцеловать!» – «Добрый холоп», – кивнул Грозный и протянул ему руку. Вот тогда Антон и приложился горящими губами к ледяной руке царя, и встретился взглядом с первым самодержцем Руси – и точно молния прожгла его сердце. Молния грядущего взлета всего его рода! Моего рода, – добавил старый граф и взял приготовленную длинную курительную трубку. Густо чиркнул спичкой. – Шереметеву это пришлось не по вкусу, и он приказал высечь Антона, – причмокивая губами, он раскуривал трубку. – Предлог нашелся другой – какая-то оплошность! Да только все знали, что к чему. Как тут не затаишь злобу? – усмехнулся Кураев. – Откуда знаю такие подробности, спросите вы? Я отвечу. Позже, стариком, и несметно богатым, Антон продиктует уже в собственном имении историю своего восхождения, продиктует домашнему дьяку, и та рукопись будет передаваться из поколения в поколение, – выпуская облачко дыма, мрачно улыбнулся граф. – А Русь уже развязала Ливонскую войну. Но вскоре быстрые победы сменились затяжной баталией. Да, Ливонский орден пал, рассыпался, но против Руси обратились многие европейские государства в надежде заполучить кусок благодатной Ливонии. Для защиты Руси требовались все новые воины. Антона, как и тысячи других хозяйских ратников, призвали на долгую и бессмысленную войну, которой суждено было все соки забрать из молодого государства и после оставить его без сил. А потому, что Антон был высок и крепок, владел любым оружием, то и взяли его в конницу. И в Литве он воевал, и в Крыму, и вновь в Прибалтике. В Ливонии его и приметил будущий вождь царской опричнины, полководец Алексей Данилович Басманов, лютый зверь! Современник Курбский назовет Алексея Басманова «маньяком и погубителем святорусской земли», и очень верно, – еще одно облачко дыма выпустил старый граф, и оно поползло по столовой. – Вот к нему и попал мой предок. Басманов наградил и приблизил Антона после взятия Полоцка, а потом и увел к себе в имение одним из первых слуг и цепных псов, посулив большую плату. Антон так и продиктовал дьяку: «Был я цепным псом Алексея Басманова, но псом, которому доставалась самая сахарная кость». Каково? Но чем хуже становились дела в Ливонии, чем слабее становилась Русь, тем пытливее искал царь врагов среди своих…

Старый граф Кураев говорил, покуривая турецкую трубку с длинным мундштуком, а я тянул папиросы, все далее уходя по тропинке в глубину минувших веков…

Глава пятая. Семейное предание, или царевы слуги

1

Шел 1564 год – год-предвестник великой бури. Страшного урагана! Ему суждено будет смести десятки тысяч жизней. Кровавый шторм опричнины только близился, но уже шли казни, словно готовился царь, испытывал себя и подданных своих на силу и волю, и на великое будущее терпение.

На первый план в государственном аппарате царя-мучителя вышел Алексей Данилович Басманов. Боярин, один из первых воевод Иоанна Грозного, о котором Карамзин скажет: «воевода мужественный, но бесстыдный угодник тиранства». Но так и было: и воеводой он был толковым, и сердце имел чернее ночи. Готов был всех похоронить – и первым стать пред государем, не упустив ничего. Что до царя, то Иоанн с радостью и силой подтягивал к себе людей порочных, чтобы не одному губить душу, чтобы было с кем разделить все известные миру грехи.

Алексей Басманов был у царя со своими молодцами. На них, как на самых верных, и возлагались главные приказы: кого казнить, а кого миловать. Царь долго смотрел на верных слуг, а потом протянул руку и указал пальцем на одного из молодых воинов. И все, именно по мановению царской руки, посмотрели на своего товарища.