Охота на Вепря - [29]

Степан встретил меня в прихожей со свечой в руке:

– Ну, Петр Ильич, как все прошло? Духов-то видели? Слышали их?

– Воистину диковинный вечер, – только и ответил я. – Но хватит чудес! В Россию возвращаться надо! Сейчас же!

– Слова Богу! – размашисто перекрестился Степан. – Первая добрая новость за столько дней!

И вот уже поезд уносил нас из столицы Чехии. Йозек не подвел: сообщил, когда Кабанин отправился с эскортом на вокзал, как и когда сел на поезд. Мы отправились на следующем. А потом и Австро-Венгрия осталась позади. И вновь Вепрь летел впереди меня. А я бежал в его хвосте, как заправский гончий пес! Осторожный пес! Ведь истинный вепрь своими клыками может убить десяток добрых охотничьих собак, если почувствует опасность. Поэтому я мог пока только следить за ним. Нас отделяли друг от друга не менее пятидесяти верст. Где мы должны были пересечься? Где должна была случиться эта схватка? А в том, что рано или поздно она произойдет, я уже не сомневался…

– Теперь, пока не поговорю с твоим хозяином, графом Кураевым, любезным Александром Александровичем, не успокоюсь, – сказал я.

И сумрачен, как видно, я был в эти минуты – и лицом, и сердцем, и мыслями.

– Да что ж он такого скрыл от вас, Петр Ильич? – посетовал Степан, заступаясь за хозяина. – Ведь сам же нанял вас? Не мог же он утаиться-то?

Я посмотрел в окно – на заснеженную уже белорусскую степь. Не было ей ни конца ни края, разве что рвали ее дальние голые перелесочки.

– А вот мы приедем к твоему хозяину и спросим, – прямо ответил я. – Мог он утаиться или не мог. Он меня, пусть и без умысла, но с завязанными глазами вперед послал. А я так не привык, Степан. Теперь пусть карты открывает его сиятельство. Иначе получу обещанный гонорар, развернусь и уеду в тот же час домой – в Самару. Пусть я и не богат, Степан Григорьевич, но с завязанными глазами в огонь шагать не намерен! А огня впереди ой как много! Ты – его слуга, ты ему чем-то обязан, но не я! Вот только женщину одну навещу и уеду.

– Марфу Алексеевну? – потупив взгляд, спросил Степан.

– Ее, – кивнул я.

Мой спутник поднял на меня глаза:

– Так полюбилась?

– Именно так, Степан. Сразу. И до самого сердца – до последнего его донышка. – Я улыбнулся, налил нам коньяку. – У сердца-то человечьего много донышек. Так вот до самого последнего и полюбилась.

Степан с улыбкой кивнул, вновь уставился в стакан перед собой. В эти минуты мы приближались к Смоленску. Более половины пути оставались позади! А что впереди было? Это если, конечно, Кураев все расскажет. Все выложит как на духу. Встреча с душегубами, вот что! И не простым отребьем, а сильными, богатыми, хитрыми! Волками! В глубине души я уже сожалел, что дал графу слово, влез в его тайну. Настоящая война ожидала меня, в которую я так неосторожно и скоропалительно ввязался! Но, с другой стороны, не окажись я у графа, не поехал бы к Сивцовым, не встретил бы Марфу Алексеевну, которая сейчас, я был в том уверен, ждала меня.

Судьба это была, и она только открывала свои двери мне навстречу!..

3

Через неделю мы подъезжали на тройке к поместью графа Кураева под Симбирском. Еще через четверть часа, в одной рубахе да в шубе, накинутой на плечи, граф сам вышел встречать нас. Перекрестил с порога. Я сполз с саней, но был неприветлив и хмур. Слишком много терзаний и сомнений вез я более двух тысяч верст по дорогам Европы! И первый раз в жизни не ведал, как поступить, как быть дальше.

– Все, касаемо Сивцовых и Марфы Алексеевны, надеюсь, вы исполнили? – с ходу спросил я.

– Разумеется, Петр Ильич, разумеется! – обрадованный нашим возвращением, ответил граф. Первым протянул мне руку, горячо встряхнул ее. – Сами-то как, живы и здоровы?!

– Жив, да не больно здоров, – честно ответил я.

– Как же так? – граф переметнулся настороженным взглядом со Степаном. – Что случилось, Петр Ильич? – и вновь переглянулся со слугой, точно спрашивал того: «А ты куда смотрел?!»

Но Горбунов только нерешительно пожал плечами. Слишком о многом было со мной переговорено за эти недели! И потом, теперь он был не только цепным псом своего хозяина, старого графа, но и моим товарищем по оружию. Ничто так не скрепляет мужскую дружбу, как битва с врагом плечом к плечу.

– Мне бы чаю горячего и наливки вашей, – устало сказал я. – Крендельков с маком нет? – я отчасти зло поглядел на графа, который скрыл от меня в силу только ему известных причин так много. – Я бы не отказался. И умыться с дороги. А потом уж и к разговору можно подойти…

Я не сомневался, что пока приводил себя в порядок и пил чай в гостиной, в одиночку, Кураев все самое главное вытащил из моего недавнего спутника и своего верного слуги. Узнал и о моих сомнениях, и о желании бросить начатое дело.

Он вошел ко мне уже через четверть часа. Все поняв по моим глазам еще у парадного, теперь граф с ходу сказал:

– Вижу, Петр Ильич, что зря не открыл вам многого. Но если простите меня, то скажу сейчас же. Ничего уже не утаю. Поздно таиться – дело надо делать! Дело…

Да, это судьба, теперь уже твердо понял я. И никуда от нее не деться. Как тут отвернуться в сторону, если граф решил открыться мне? Но ведь и Марфуша, голубка моя, появилась в моей жизни не просто так. Все была судьба, все она, мать и мачеха. Благодетельница и злодейка!