Охота на Велеса - [29]

Сольмир, почувствовав движение сзади, резко вскочил из-за стола. Стоявшая Любава мгновенно обернулась. На столе в свете нескольких масляных светильников были видны дощечки, залитые воском. Пустые бесцветные, и исчерченные разноцветными буквами. Разноцветными буквы были потому, что увлекшаяся обучением Любава сначала красила дощечку, а затем покрывала ее воском. Поэтому, когда воск процарапывали писалом, яркая подложка становилась видна, и буквы выглядели разноцветными.

Всеслав несколько долгих секунд молча созерцал открывшуюся ему картину, а затем расхохотался, закрыв лицо руками, и опустился на ближайшую скамью.

- Аорист он не заметил, надо же! — повторил он Любавины слова в промежутках между этим приступом смеха и последующим.

Уж больно неожиданной была открывшаяся ему картина, и слишком сильным — облегчение.

Сольмир с Любавой переглянулись.

- Что будем делать? — тихо спросил Сольмир.

Девица пожала плечами. Она не знала, что делать.

- Всеслав, ничего особенного, ты кваса не хочешь? Раз уж зашел? А зачем ты, кстати, зашел? И как?

- Ты меня заинтриговала. Интересно стало, что же тут такое возвышенное творится, — ответил Всеслав, улыбаясь своей вспыхивающей изнутри улыбкой, от которой он весь освещался, — вот и зашел. А квас давай.

Любава невольно улыбнулась в ответ. Хотя все было не смешно. Нечаянно разговорившись в прошлый раз с Всеславом, она выдала ему Сольмира и почти сорвала сложный Гостомыслов план.

- Ты нас выдашь? — напрямик спросил Сольмир.

Всеслав сразу посерьезнел, только теперь все уяснив до конца. Действительно, за любовное свидание этой парочке ничего не будет. А вот за изучение греческого языка в колдовском городе Муромле убьют без долгих разговоров.

- Нет, не выдам, клянусь огненным мечом Сварога, — твердо сказал разоблачитель. — Квасу-то давай, хозяюшка.

Ему теперь не хотелось уходить.

- А мне нельзя тоже греческому поучиться? — спросил он, глядя в кружку с пенистым квасом.

- Нет! — в один голос сказали Сольмир с Любавой.

- Потом как-нибудь, а, Всеслав? — жалобно добавила Любава. — представляешь, что обо мне подумают?

- А тебя это что, беспокоит?

- Меня беспокоит, что на самом деле тебе совершенно не интересен греческий, — прямо ответила Любава, умоляюще глядя воину в глаза.

Сольмир положил ему руку на плечо. Чтобы не забывался, значит. Дескать, осади коня, добрый молодец.

- Как бы там ни было, — со значением сказал сказитель, — Любава — моя подруга.

- Да понял я, понял, — снова развеселился Всеслав. — Не беспокойтесь, из-за меня лишних сложностей не будет. — Он залпом выпил квас, встал и направился к выходу. Вежливо, в пояс поклонился Любаве на пороге и вышел за дверь.

С утра выяснилось, что славному городу Муромлю неожиданно предстоит совершить погребение ночью скончавшегося гончара. Дрозд, воспылав диким и необузданным желанием посетить сие погребение, утащился вместе с плакальщицами. Негорад, молча вздохнув, без единого возражения пошел следом за мальчиком. Умерших в Муромле сжигали. И исключительной особенностью предстоящего погребения было то, что старшая жена гончара решила последовать за своим мужем. То есть, Дрозд утащился, чтобы наблюдать сначала повешение старшей жены, а потом сжигание двух мертвецов. В Новгороде нехристиане тоже сжигали умерших, ничего особенного в этом не было, но выбирая место для своего двора, новгородцы учли место расположения курганов за Муромлем. Новгородский двор был построен там, где ветер не приносил запахов сжигаемых тел с места погребения.

Вернулся мальчик под вечер, довольный.

- Женщина была больная, — радостно сообщил он, — у нее болел живот. Работать она больше не могла.

Работала плохо, наверняка, терпела упреки от молодых жен своего мужа, дети ее не защищали. Жизнь стала не мила, надеялась, что после смерти станет легче.

- Худющая она была, легкая, ветер сильно труп пошвыривал на виселице, — с удовольствием делился впечатлениями мальчик.

Тут уже передернуло не только Любаву с Творимиром, но даже и Харальда. Негорад пожал плечами и выразительно уставился в потолок избы.

- А что? — спросил Дрозд, чувствуя, что что-то не так. — Она улыбалась, когда шла вешаться.

- А то, — мрачно ответил Творимир, — что смерть — всегда дело серьезное, а не игры для любопытствующей мелюзги.

- Конечно, — подтвердил Дрозд с упоением. — Они завтра будут недогоревшие косточки перемывать, уложат их в горшочки, устроят сверху курган и потом справят тризну. Все серьезно. Столько оберегов всяких принесли, чтобы их покойники потом не беспокоили. Такие ночью заявятся. У-у-у!

- Нормальный мальчик, — тихо сказал Негорад в ответ на возмущенный взгляд Любавы.

- Вот только я бы хотел, чтобы моя мама меня навещала. Сказали, что для этого нужно было с собой какую-нибудь ее косточку взять, — добавил нормальный мальчик, погрустнев.

- А чтобы я повесился после смерти твоей матери, ты хотел? — мрачно спросил Тишата. У меня тоже живот болит.

- А? Что? — испугался Дрозд.

- Что? Не пойдешь ты туда на тризну, понял? — сказал купец. — Никакого перемывания косточек.

* * *

Вместе с последним торговым караваном, уходящим в Булгарию, пришло известие о новом горе. А они еще и к гибели знакомых новгородцев под Лиственом не смогли привыкнуть. Сообщали, что Любавина бабушка Людмила была жестоко убита волхвами. Кем-то из тех, кто прятался в той призрачной деревне, возле которой Любава познакомилась со Всеславом. Бабу Милу поймали в лесу, когда она собирала орехи, и забили насмерть. Тело маленькой старушки нашли только через несколько дней. Ни звери, ни птицы ее не тронули. Сгорбленная, изломанная, она лежала на боку, убитая змея, знак ритуального убийства, была пришпилена к ее груди стрелой.