Охота на Велеса - [25]

- Добрый день, моя дорогая ведьма. Поздравляю с еще одним впечатляющим исцелением.

- Да не ведьма я, — как обычно ответила Любава.

- Пройдемся, погуляем? Все сейчас гуляют. Пойдешь?

Они пошли по мостовой, стараясь не догнать группу идущих впереди и горланящих веселые песни парней и девиц.

- Ты знаешь, что Сольмир ходит к тебе по приказу старосты?

- Старосты?

- Да. Его отца.

- А-а-а.

То есть староста Муромля и есть главный волхв Велесова святилища. Все интереснее и интереснее. А сынок-то у него явно на сторону глядит.

- Что «а-а-а»? Это и все, что ты можешь сказать?

Любава хихикнула.

- Да знаю я, что по приказу отца, ничего особенного. Я, понимаешь, как березовый полешек, и он бы никогда ко мне не подошел, если бы отец не приказал. Такой послушный сынок.

Любава не выдержала и тихо рассмеялась.

- Чему ты радуешься?

- Ты не поймешь, Всеслав, — честно ответила Любава. — Это слишком возвышенно. Если бы ты мог понять, я бы сказала: просто поверь, у нас все хорошо.

Ее спутник резко остановился, развернулся к ней, схватил обеими руками за плечи. Любава подняла на него глаза. Он смотрел на нее с горечью.

- Как дешево ты себя ценишь. У этого возвышенного парня чуть ли не десяток девиц за этот год перебывало.

Любава освободилась из его хватки и двумя руками взяла за локоть.

- Ты странный, Всеслав. Ты говоришь, что я ведьма, и удивляешься тому, что я провожу время с красивым парнем сказителем. И не просто удивляешься. Тебе это неприятно. Но почему? Ведь мое поведение нормально.

Всеслав положил руку поверх своего локтя и двух Любавиных ладоней.

- Потому, что когда я гляжу в твои глаза, я забываю обо всем, и мне кажется, что ты особенная. Что ты чистая, светлая и невинная.

- А кто ты такой, что для тебя это важно, — удивленно спросила она.

- Я как раз Купальский ребенок. Дитя, зачатое незаконно в ночь на Купалу.

- Всеслав! Да Купальские дети законнее законных.

- Болеслав сказал точно так же. Но мой отец — его воевода — христианин. Я ненавижу этих лицемеров христиан.

Любава дернулась, но промолчала.

- У него нет других детей. Только я, рожденный его женой от неизвестно какого мужчины. Он меня признал, но возненавидел. Христиане считают такое внебрачное соединение мужчины с женщиной тяжелым грехом.

- И ты тоже так считаешь, — прошептала Любава, внезапно поняв этого молодого, но уже исковерканного жизнью человека.

Тот криво усмехнулся, не ответив.

- У нас в Новгородской земле, многие люди — христиане. Настоящие христиане выглядят со стороны как веселые и очень добрые люди, — поделилась своим опытом добросердечная Любава.

- Вот уж чего не замечал, так именно этого.

- А это не всегда бывает заметно. Например, Рагнар, действуя от имени князя Ярослава, не уступает твоему князю Болеславу ни в одном из его требований касательно Червенских городов. И ты вряд ли можешь считать его добрым. Но это самый добрый человек на земле, уж я-то знаю.

- Ах, ты знаешь… Еще и Рагнар. Эх, Любава!

Любава отчаянно покраснела и отдернула от него обе руки.

- Я бы попыталась тебе объяснить, но ты все равно не поймешь, — заявила она, возмущенно глядя в хмурое лицо польского посланника. — Ты не поверишь, что бывает такая любовь, которая не имеет ничего общего с тем, о чем ты думаешь. Я тебе буду говорить, что я люблю, а ты будешь мерить мою любовь своей узкой меркой. Поэтому я не хочу с тобой об этом говорить. Это оскорбительно и для Рагнара и для меня.

Она попробовала обойти своего спутника, но он снова схватил ее за плечи.

- Когда ты надоешь Сольмиру, приходи, я тебя утешу.

И вот тут Любава вырвалась окончательно и быстро побежала по улице вперед.

* * *

Потом пришли горькие вести. Вести о том, как затрубили трубы в Новгороде, и стали стяги под Черниговом. Стали стяги недалеко от славного Чернигова в местечке Листвене. И стонала ночь грозою, птицы проснулись, свист звериный поднялся. И смеялся, смеялся страшный Див на высоком дереве, потому что в смертном бою сошлись Новгородцы с братьями своими Черниговцами. Искать себе славы, а князьям — чести. Не на радость пришел в землю Киевскую Мстислав, князь Тмутараканский, который зарезал в единоборстве Редедю перед полками Касожскими. Со своими полками Касожскими да Хазарскими и пошел князь занимать стол Киевский, вотчину отцову. Да не приняли киевляне князя нового, полюбился им уже мудрый князь Ярослав Владимирович. Отступил князь Мстислав до Чернигова, не ушел он к себе в земли Тмутараканские. И вступил Ярослав в золотое стремя, и помчалась за ним дружина да воины варяжские во главе с Якуном Слепцом. Непобедимые воины норманнские.

Да только нашел на них управу удалой князь Тмутараканский. Против центра воинов варяжских поставил он храбрых своих Черниговцев. Храбрых воинов, да необстрелянных. А свои полки закаленные, хазарские да касожские, разместил по крыльям.

И вот в самую ночь лютую, грозою стонущую, дождем плачущую, темную да рябинную, двинул князь Черниговский своих воинов на князя Киевского, князя Новгородского. И была сеча лютая, только в блеске молний мечи сверкали, да удары грома крики и стоны заглушали. И насмерть стояли храбрые Черниговцы против воинства варяжского. Ища себе славы, а князю чести. Порубили их варяжские воины, наступавшие клином, щитами защищаясь. И тогда в непроглядной тьме, по земле, скользкой от дождя да от крови выдвинулись с боков вперед закаленные полки хазарские да касожские. Полита земля была кровью русскою, полита кровью, да костями засеяна. Полегло перебитым все войско Новгородское, лишь успели бежать сам князь Ярослав, да воевода его, Якун Слепец. Потерял Якун в битве той золотую свою луду бесценную. Пир кровавый закончили русичи.