Охота на ведьм. Исторический опыт интолерантности - [2]

Каждый раз, когда пытаешься постичь подобного рода феномены, невольно хочется задать вопрос: а почему те или иные люди получают атрибуцию «ведьм»? Почему те или иные люди получают атрибуцию «диссидентов»? И ужасно хочется, следуя традиции рационального мышления, найти единственную и главную причину, которая все объяснит и поставит все на свои места. Вслед за М.К. Мамардашвили напомню, что понимание истории культуры не укладывается в рамки классического идеала рациональности. Явления культуры невозможно объяснить одной лишь адаптацией. Объяснение исторических событий невозможно свести к одной-единственной, даже самой весомой причине.

Можно ли объяснить некоторые грани феноменов интолерантности экономическими причинами? Безусловно. Можно ли феномены интолерантности объяснить культурологическими причинами? Безусловно. Можно ли чувствовать себя более или менее уверенно, объясняя интолерантность в духе этнопсихологии, исторической психологии, психологии личности, поднимая на щит тем самым психологическую детерминацию? Почему бы нет. Казалось бы, «эклектика без границ». Нет, не эклектика. Если мы исповедуем вслед за М.К. Мамардашвили идеологию неклассического понимания реальности как множественности с ее разными адаптивными и неадаптивными формами, мы должны сказать, что у каждого феномена существуют разные основания. И вопрос, какое основание мы возьмем за отправной пункт в ходе историко-эволюционного анализа, подбираясь к пониманию этого феномена, какую шкалу для его объяснения выберем, какой масштаб для его видения и понимания мы установим, – это определит не только наш исследовательский ракурс, но и суть предмета самого исследования. Исследуемой реальности небезразличен тот методологический инструментарий, посредством которого мы ее препарируем. В конечном счете это и определяет один из возможных «правильных» ответов на поставленные вопросы.

Я начал с того, что существуют две полярности: полярность конфликта и полярность толерантности, но, может быть, это и прозвучит с иронией, даже между этими двумя подходами необходима коммуникация через идею толерантности. Точно так же она необходима для понимания мира через экономическую детерминацию, социокультурную детерминацию и, наконец, психологическую детерминацию.

Вместе с тем все мы пленники своей науки. И из стиля мышления, который сформировался за жизнь в той или иной профессии, невероятно трудно выпрыгнуть.

Но можно слегка приподняться над морем фактов, если наберешься дерзости, наглости и окаянства претендовать на жанр научной публицистики. Трудность этого жанра еще и в том, что он предполагает многоролевость того, кто его избирает: роль ученого, роль человека, которому дано перо и который к тому же должен быть носителем мифопоэтического мышления. Я использую этот термин, еще раз утверждая, что к логическому мышлению, к рациональному мышлению не может быть сведено понимание окружающей нас разнообразной реальности.

Поэтому для тех, кто хочет увидеть самые разные перепады культуры, для тех, кто готов понять, что наивно сводить к концепциям заговора те или иные исторические события, а также для тех, кто наберется мужества осознать, что тоталитарная культура – это не культура, ушедшая в историю, а культура, сосуществующая с либеральной культурой, как и культура полезности сосуществует с культурой достоинства, – для всех тех будет интересно прочесть публицистическую яркую работу М.В. Тендряковой. И может быть, задать себе вопрос: «А не являюсь ли я той самой "ведьмой" или "диссидентом", которых социальная система назначит или изберет завтра на эту драматическую роль в спектакле истории?»

А.Г. Асмолов,

зав. кафедрой психологии личности

МГУ им. М.В. Ломоносова,

доктор психологических наук

От автора

Эта работа выросла из доклада, сделанного много лет назад в Институте всеобщей истории РАН на семинаре по истории ментальности, возглавляемом блистательным медиевистом А.Я. Гуревичем. Несомненная дерзость автора, не историка по образованию, – прийти и рассказывать об охоте на ведьм «самому Гуревичу» – была удостоена внимания и добрых критических замечаний. С теплом и благодарностью к коллегам по семинару вспоминаю этот опыт совместного обсуждения научной проблемы.

Особая моя благодарность С.А. Арутюнову и А.Г. Асмолову за участие в этой книжке и за продолжение разговора об истории гонений на страницах предисловия и послесловия.

Я также бесконечно признательна за помощь и поддержку своим друзьям и коллегам из Института этнологии и антропологии РАН: О.Ю. Артемовой, Н.Л. Жуковской, М.К. Любарт, С.В. Чешко. И еще, спасибо моей семье – Н.Г. Асмоловой, Е.Г. Аксенову, А. Аксеновой, без них этой работы не было бы.

Введение

У новой эры – новые химеры,

За будущее чувствую я стыд,

Иная, может быть, святая вера

Опять всего святого нас лишит…

Микеланджело

Ушедший XX век оставил память о беспрецедентно массовом, многомиллионном истреблении людей. И в сталинском Советском Союзе, и в гитлеровской Германии был отлажен репрессивный механизм. Лагеря по «производству трупов» назывались исправительно-трудовыми или концентрационными, а идеология услужливо оправдывала и логично обосновывала устранение из жизни тех, кто попадал в категорию врагов, тех, кого не следовало брать в светлое будущее по причинам «социальной чужеродности» или «расовой неполноценности». Это был всеохватывающий, тотальный террор. Как такое было возможно? Что породило этот террор? Почему десятки тысяч людей стали палачами, а миллионы – жертвами и молчаливыми свидетелями? На эти вопросы пытались ответить современники страшных событий. На эти вопросы более полувека ищут ответа историки, социологи, политологи, писатели…