Охота на Скунса - [5]

Шеф держался молодцом, он работал с документами и, оторвав глаза от бумаг, предложил сесть.

В эту минуту засигналила одна из его трубок, он поднес ее к уху, лицо его сразу сделалось умильным, и Андрей Кириллович вышел, прикрыв за собой дверь. Хотя все, что говорил шеф, он все равно слышал.

— Шурочка, любовь моя! Умница, что звонишь мне. Тебя никто не обидел? А я сейчас чуть не погиб. Представляешь, на нас опять было покушение! На этот раз в поезде. Но ничего, все обошлось. И вот я с тобой говорю. До свидания, любовь моя, я очень по тебе тоскую.

Закончив разговор, Беневоленский приоткрыл дверь.

Теперь это был уже снова не сюсюкающий любовник, а человек решительный, властный.

— Мерзкая комедия! Садитесь, Андрей Кириллович. — И шеф указал на свободный бархатный диван. — Они подумали подобраться таким путем: сначала самолет, потом поезд! Это у них не получится!

Шеф, судя по всему, вообразил, что стал жертвой происков конкурентов, которые наняли вагонных потрошителей ради него, единственного.

А дальше Беневоленский спросил и вовсе неожиданное:

— Вы привели этого паренька? Надо взять его на службу. Чтобы вы больше не попадали в постыдную ситуацию, как там. И пусть он обучит ваших ребят. Не обижайтесь, если я стану ему платить намного больше, чем вам.

Андрей Кириллович был уже рад, что неприятное объяснение они проехали быстро. О том, что паренька он упустил, говорить пока не стоило, хотя карасю понятно, что профессионалу столь высокого уровня светиться не надо, а насчет перекупки — тут тоже неизвестно, как повернется. Такие люди на биржу труда не ходят. Работодатели за ними стоят в очереди.

Однако своими соображениями Андрей Кириллович делиться не стал, а, попросив двадцатиминутный тайм-аут, отправился на поиски своего потенциального сотрудника.

* * *

Шел он по вагонам с малой надеждой. Хотя всякое бывает. Где-то этот паренек, конечно, свою лямку тянет. Если на государственную структуру, то она должна быть сильно засекреченной, потому он и покинул поле битвы, не желая засвечиваться. А если на частную — то тем более светиться ему ни к чему. Но вдруг щедрость шефа будет столь безразмерной, что он клюнет. Потому Андрей Кириллович послал двоих сотрудников по вагонам к хвосту поезда — там были только кресла, — а сам отправился к локомотиву, готовя по дороге первые фразы, с которыми обратится к парню, если, конечно, повезет его увидеть.

Заглядывая в каждое купе с одной и той же дежурной фразой: «Друга ищу, а в каком он вагоне едет — забыл», Андрей Кириллович прочесал оба купейных, а потом пошел между рядами кресел.

Подозрение оправдалось — парня он не увидел. У ребят, которые двигались к хвосту состава, результат был такой же.

— Нет, так нельзя. Вы должны его найти. Вы должны мне обязательно его найти. Любыми способами, — проговорил шеф, приняв отчет.

Это был приказ. «Приказ начальника — закон для подчиненного. Он должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок» — так говорилось в дисциплинарном уставе, который когда-то зубрил Андрей Кириллович юным салажонком.

Оставив шефа со своими делами, он перешел в купе к сотрудникам, и вместе они начали мозговую атаку: как сыскать исчезнувшего пассажира.

Бывший капитан Дима предложил такой вариант: перед Москвой один перейдет на площадку первого вагона, другой — уйдет к последнему. Оба соскочат на платформу, встанут среди встречающих и будут смотреть на всех идущих.

— Сделать-то это можно, только он наверняка пойдет другим путем, — проговорил Андрей Кириллович.

— Ребята, а ведь это — Скунс! — воскликнул вдруг тот же Дима. — Ей богу, Скунс!

О герое по кличке Скунс писались книги сначала Незнанским, а потом Марией Семеновой. С группой соавторов. Потом пошли слухи, что это вроде бы реальная личность, едва ли не друг одного из соавторов, который время от времени делится с пишущей братией своими воспоминаниями. Другие уверяли, что Скунс хотя и когда-то действовал в девяностых годах, но давно уже лег на дно. Так же как и некое таинственное подразделение по имени «Эгида», связанное с этим субъектом невидимой нитью, расформировано за проявленную чрезмерную старательность в одном тонком деле — кого, повысив в звании, отправили на почетный отдых, кого перебросили в другие службы.

— Ты еще Доценко сюда приплети, а также Маринину, — сказал Володя, самый молодой из сотрудников. Он носил светлые, те самые «пшеничные усы», в которые улыбался песенный парень. — Твой Скунс уже дед, как наш Андрей Кириллович. Если ему в восьмидесятом было лет тридцать, то сейчас — пятьдесят.

Так Андрей Кириллович узнал, что его считают дедом. А что, ведь и правда — у него есть двухгодовалый внук. Хотя прослыть среди своих ребят дедушкой он уж точно не стремился.

— Ну не дед, — понял свою ошибку Володя, — но все равно, куда ему до таких подвигов. И «нашему» лет тридцать, не больше.

— Возраст сейчас на внешность не влияет, — проговорил неожиданно для самого себя Андрей Кириллович. И вспомнил, как несколько недель назад зашел, предварительно созвонившись, по одному деликатному вопросу домой к знаменитой певице, которой было за шестьдесят. Ему открыли дверь, и он увидел девушку лет двадцати, видимо внучку, говорившую по телефону. И только он хотел задать вопрос типа: «А где же бабушка?» — как внучка поздоровалась голосом самой певуньи, который невозможно было спутать ни с чьим в мире: