— Я не понимаю, что творится, — тихо сказала девочка. — Здесь лес горит, а там, в Нью-Йорке, — наводнение. Так страшно! — Она подошла к окну и посмотрела на дальнее зарево на горизонте, затем снова повернулась к Хатчу. В глазах ее стояли слезы. — Хатч, я сейчас думаю о животных в горящем лесу. Могут они спастись?
— Иногда им это удается.
— Иногда? Значит, не всегда. А Господь может им помочь?
Взгляд ее чистых карих глаз выражал страх и искреннюю боль. Она хотела получить объяснение, но могли он объяснить ей происходившее?
— Я не большой знаток в делах веры, хотя мне и следовало бы знать больше, — признался он. — Но как надо готовить яйца, я знаю хорошо. Что желает юная леди? Яичницу-болтунью, глазунью или яйца пашот?
Стаси тяжело вздохнула и вытерла заплаканные глаза.
— Пожалуй, болтунью, — ответила она и снова повернулась к окну. — А как по-вашему, — спросила она, — сколько времени им понадобится, чтобы выбраться из огня?
Нью-Йорк
Битых два часа пришлось пробиваться Дэвиду сквозь толпу пешеходов на улицах, чтобы попасть в здание, где работал Ванемейкер.
Кажется, все ньюйоркцы высыпали в тот день на улицы, чтобы как-то узнать новости, раздобыть продукты, найти работающие телефоны и, конечно, попытаться узнать, когда же будет восстановлено электроснабжение и вообще нормальная жизнь.
Когда Дэвид наконец достиг резиденции ООН, то увидел — здание также неосвещено, а дверь заперта. Он стоял и ругался от бессилия, сжимая в руке бесполезный мобильный телефон. Сколько раз он уже пытался дозвониться до Хатча или Джада, но все оказалось напрасно…
Оставалось только надеяться, что Хатч доставил Стаси в безопасное место. Только вот увидит ли ее он, Дэвид, еще когда-нибудь?
Оставалось только возвратиться в гостиницу.
Дэвид успел пройти квартала два, когда соблазнительный запах сдобы заставил его зайти в булочную.
— Сегодня все вчерашнее, — сообщил ему продавец. — Все продается по цене в три раза ниже. Когда весь товар кончится, уйду и я. Мы не можем ничего печь без тока.
Дэвид купил пять горячих булочек, немного печенья и бутыль теплой кока-колы, после чего снова вышел на улицу. Вода за ночь ушла с улиц, но машин на дорогах все еще было до странности мало. Дэвид шел, беспокойно оглядываясь по сторонам. Он все еще недоумевал, как преследователям удалось найти их прошлой ночью.
В Нью-Йорке жили сотни толкователей Таро. Каким же образом «Черные ангелы» вычислили их?
Он впервые подумал, что это было возможно, только если они следили за ними от самого ресторана или даже находились внутри его. Если так, то Ванемейкеру тоже могла угрожать опасность. Но предупредить его об этом сейчас не было возможности. Не мог Дэвид, конечно, и предупредить кого-то из Сокровенных праведных. Он даже не был уверен, что знает имена всех.
Прогулка по улице освежила его, заставив немного размяться и прийти в себя. Всего за пять дней столько изменилось в его жизни — кажется, будто прошли века!
Теперь он превратился в беглеца, запертого в душном гостиничном номере, лишенного общения и теряющего способность рассуждать здраво. А вот Йел не жаловалась на судьбу. И сегодня она осталась в номере, когда он пошел за паспортом. Меридит бы на ее месте на стенку лезла.
«Если они сейчас у Хатча, то у него хлопот полон рот, — подумал Дэвид. — А они непременно должны быть у него!»
И тут он услышал мужские голоса внутри их номера и застыл на месте. Все же Дэвид заставил себя отпереть дверь и увидел направленную на него винтовку.
Вилла Каза делла Фальконара, Сицилия
Дворецкий премьер-министра вошел на веранду, где ди Стефано и его жена сидели в шелковых халатах за завтраком.
— Простите, синьор и синьора, — сказал он, слегка поклонившись премьер-министру, и продолжал извиняющимся тоном: — Какой-то молодой человек из деревни очень просит о встрече с вами. Он говорит, его мать работала здесь на кухне, когда вы служили в армии, и я действительно помню эту женщину. Он верит, что вы единственный человек, который может ему помочь.
Ди Стефано отложил газету и пожал плечами:
— Можете впустить его, Карло.
Марио Бонфилио вбежал на веранду. Лицо его выражало отчаянную решимость. Ди Стефано он показался похожим на рысь, готовую к прыжку.
— Простите, эччеленца[2], — заговорил вошедший, — я не решился бы вас побеспокоить, если бы не мое отчаянное положение. Эти полицейские — они ничего не делают, ничего не смыслят. Для меня и для родных моей невесты жизнь превратилась в кошмар. — Он умолк, очевидно, чувствуя себя неуютно под пронзительным взглядом премьера и холодным взором его жены.
— Вы сказали о вашей невесте, — напомнил хозяин.
— Да, моя Ирина, моя любовь, сердечко мое. На прошлой неделе мы должны были пожениться, но она пропала. Ее отец послал ее на почту, и она не вернулась домой. Мы все обыскали, синьор! Фермы, поля, всю округу. В полиции ничего не хотят делать. Они смеются и говорят, что она, должно быть, сбежала с кем-то еще. Но я знаю — это неправда, мы с моей Ириной навеки верны друг другу.
— Что же я, по-вашему, могу сделать, если полиция бессильна? — спросил премьер-министр с любопытством.
