Охота на охотника - [15]

Все-таки он выбрался. Сначала на несколько секунд стало гораздо тяжелее – так тяжело, что он почти начал соскальзывать вниз. Позже Аксель понял, что в этот момент кочегар, сидя у него на плечах, толкал изнутри крышку люка, закрывающего трубу снаружи. Потом тяжесть с плеч неожиданно исчезла вовсе, на что охотник даже не обратил внимания, лишь мимоходом порадовавшись, что двигаться стало легче. Потом привычная последовательность действий нарушилась, руки провалились в пустоту. Аксель почувствовал тупое удивление, не понимая, что делать дальше. Он бы, наверное, так и не сообразил, если бы глоток чистого, холодного воздуха не вернул на секунду сознание. Ухватившись за край трубы, он вытянул себя наружу и упал на землю.

Акселю было плохо. Конечно, не так плохо, как еще несколько секунд назад, когда он лез по бесконечной трубе, но все равно самочувствие было так далеко от сносного, что даже не верилось. Голова раскалывалась, зрение плыло, слух отключился полностью – охотник не слышал ничего, кроме своего сердцебиения. Кожа горела, легкие горели. Аксель понимал, что ему необходимо подняться на ноги. Если он не встанет, позволит себе потерять сознание, никто так не поможет ему и его товарищу по несчастью, ведь они по-прежнему находились на территории клиники. Территории, огороженной высоким забором, за которым ничего не видно. Можно было бы позвать на помощь, только много ли скажешь с обожженной глоткой? Аксель попытался было, но вместо крика изо рта вырвалось сипение. Встать, впрочем, тоже не получилось. Пришлось ползти. Сориентироваться в таком состоянии охотник был не в состоянии. Глаза слезились и почти ничего не видели. Он приоткрыл их ненадолго, когда почувствовал, что уперся в стену, огораживающую здание психиатрической клиники, а потом пополз вдоль, надеясь только, что выбрал более короткий путь к калитке. Отравленный угарным газом мозг отказывался фиксировать время – Акселю казалось, что он вообще не движется, что прошла уже целая вечность с тех пор, как он пробирается вдоль стены. Он не терял сознание только потому, что каждое движение, каждый вдох приносил боль. Открыть калитку он не успел – в тот момент, когда охотнику удалось подняться на колени, чтобы дотянуться до засова, дверь вылетела вовнутрь.

Аксель лежал, придавленный тяжелой металлической дверью, смотрел слезящимися глазами в небо и любовался высоченным столбом дыма, вырывавшегося из той самой трубы, через которую они с кочегаром выбрались. Мимо пробегали пожарные в тяжелых, обшитых тканью из асбеста ботинках, не замечая охотника. А охотник изо всех сил пытался задавить в себе громкий истерический смех.

«Вот ведь идиот, – думал Аксель. – Мог бы и сообразить, что такой сигнал не заметить невозможно. Мог бы лежать на травке и спокойно отдыхать, вместо того, чтобы тратить силы и куда-то ползти».

* * *

Впоследствии выяснилось, что самые неприятные травмы Аксель получил именно в последний момент, когда был придавлен злосчастной калиткой. Если, конечно, не считать тяжелого отравления угарным газом.

– Когда тебя нашли, все решили, что ты какой-то неведомым образом забредший в Пенгверн бедолага с южных островов, – со смехом рассказывала ему Ида Монссон спустя несколько недель. – Потом тебя раздели, отмыли и решили, что ты и вовсе непонятно кто. Таких краснокожих у нас и не видели. Очень ты, знаешь ли, равномерно прокоптился. Красивый такой цвет, кирпично-красный. И пахло соответствующе, уж поверь – я ухитрилась прорваться в твою палату в тот же день, как тебя доставили. Как только услышала, что клиника горит, так сразу же туда и рванула. Рассудила, что это наверняка твоих рук дело, и в тот же час направилась туда. Ну а оттуда уже в ближайшую больницу. Так что говорю истинную правду, сама видела. Пах ты так, что у меня аж слюнки потекли. Лекари поначалу сомневались, стоит ли тебя вообще лечить – никто ж не знал, что ты охотник. Думали, кто-то за пациентом не уследил и ты там поджог устроил. А тогда какой смысл тебя лечить, если все одно на виселицу? Хорошо, доктор Экстрём ненадолго очнулся, рассказал, как было дело. Ну а там и я уж подоспела.

Аксель посмеивался, слушая объяснения наставницы. Упоминание Экстрёма с префиксом «доктор» заставило молодого человека прервать собеседницу:

– Подожди, Ида. Почему ты называешь его доктором?

– Потому что он и есть доктор, – удивилась Ида. – Тот одержимый решил сделать из него кочегара. Очень разумная тварь. Понимал, что зимой пациенты померзнут, и решил позаботиться об отоплении. Знал, что у Экстрёма нет близких родственников, искать его никто не будет. Ему нужен был кто-то адекватный, чтобы работать в котельной, так что пациенты не подходили. И другие доктора тоже. Всем остальным докторам он устраивал несчастные случаи – никто ничего не заподозрил.

– А что с пациентами? – нашел в себе силы спросить Аксель. Он уже несколько дней мучился от неизвестности, но не решался поинтересоваться у врачей, что стало с пленниками одержимого. Охотник надеялся, что они погибли в пожаре, и боялся этого. Быть виновником гибели несчастных не хотелось, несмотря на то, что для них это было бы избавлением.