Охота на оборотня - [33]

Берен задумчиво теребил в кармане найденную по пути в тюрьму метательную «рыбку». Он знал, что Вилль хитрит, но решил обо всём выспросить воспитанника наедине. После пламенной капитанской речи мужики зарубили себе на носу, что зверем была карса, самогон — отрава, а они сами — косоглазые.

Чуть позже Берен, как умелый рыбак, слово за словом вытянул из воспитанника всю правду о ночной погоне. Наживкой послужил метательный нож.

— В кого метил? — Грайт положил «рыбку» на стол поверх укрывавшей тело Демьяна простыни. — За оборотня своих готов порешить?

Юноша рассказывал неохотно, путаясь в словах и нервно покусывая губы. На вопрос: «Почему ты в ней уверен?» посмотрел с вызовом, и Берен грустно констатировал, что времена полного доверия и взаимопонимания прошли безвозвратно. Когда-то Грайту пришлось приложить немало усилий, чтобы маленький Вилль не ужасался при виде беспечно ковыряющего в носу стражника, и не ахал, глядя на женщину, пинками выгоняющую из лужи свинью. Теперь он вырос, перестал плеваться от слова «каша» и пристрастился к козьему молоку. И обзавёлся собственными секретами.

Намотав на руку чёрную косу, выволочь наглую девку на улицу, запугать, заставить перевоплотиться прилюдно. Убедить горожан в том, что она опасна, не дать коварной кошке завлечь названного сына. Даже если не она убивала, всё равно нельзя доверять оборотням, тварям двуличным. Но Вилль наверняка заступится за неё… И Марта… И многие нелюди. Алая Волна окатит кровью мирный Северинг. Свару раздуть несложно, а вот как этого избежать?

* * *

Погода решила наградить капитана за суматошную ночь ласковым солнышком и небесной лазурью. Живые огоньки с кончиков перламутровых сосулек, резвясь, пускали «зайчиков» на лица прохожих. Им было невдомёк, что в городе поселилась Привратница-Смерть. Вилль, по старой привычке, хотел было купить сметану для Симки у Бриенны, но передумал. Идти к ней, значит, говорить никчёмные слова утешения и ощущать так и не высказанный вслух укор. Сходит, когда убийцу изловит.

В избу птичницы Рениты он зашёл с главного входа и, переступая порог, заметил рассыпанную на полу пепельного цвета смесь. Считалось, что прокалённая над храмовой свечкой соль пополам с золой отпугивает нечисть не хуже треугла Иллиатара. По стенам сеней, отделяющих хозяйскую избу от птичника, были развешаны чесночные гирлянды упырям на устрашение. Вилль постучал и тут же нахмурился — дверь в жилое помещение отворилась сама.

— Да в окно я тебя увидала и щеколду скинула! — засмеялась Ренита в ответ на укоризненно приподнятую бровь капитана. — Карсы-то ночью охотятся, а от нечистых — вон! Оно убережёт!

Вдоль порога вытянулись двурядной нитью серебряные полушки. Эльф переступил монетки и привычно пошёл в правый угол к столу, крытому жёлтой цветастой скатёркой. Ренита, в отличие от новых веяний моды, не стала делить избу на комнаты, и помещение одновременно служило и кухней, и спальней, и гостевым залом. Выложенная слева от входа огромная расписная печь с двуспальной лежанкой радовала пришедшего с мороза гостя домашним теплом, а напротив неё стоял ещё не обсиженный стульчик, укрытый алым бархатом. Искусная рука будущей свекрови загодя вышила на полотне голубей да солнце с луной.

— Присаживайся, гостюшка! — Ренита повела широким жестом в сторону заветного стульчика и поклонилась так, что золотистый кончик косы мазнул тканый половик.

— Ведь по вашим законам не принято, чтоб парень сам женихаться ходил! — усмехнулся эльф, садясь за стол. — Вот лет через десять, может, пришлю кого…

— Так ты за Симеона Мурчану сватать пришёл? — «догадливо» всплеснула руками женщина и заговорщически подмигнула дремавшей на печке рыже-полосатой кошке. — Ну, тогда кваску тебе, гостюшка, отведать положено.

Ренита была старше Вилля всего на четыре года, но на «ты» обращалась исключительно в тёплой домашней обстановке. Капитаном стал, как-никак! Хоть и взрослели вместе, и на её свадьбе погулял, да и плечо подставил, когда хоронила мужа. Не сказать, чтобы покойный Болот Лемиш был образцом понимания — и прибить мог, и приласкать. Он утонул в коростене месяце, спустя три недели после шестого Дня Рождения дочери, но Ренита расстроилась, скорее, оттого, что хлопот в птичнике стало для неё в два раза больше, а времени на малышку настолько же меньше. Двадцатилетний Вилль стал другом семьи, и вовсе не считал зазорным поиграть с Раддой в снежки или подтолкнуть с покатого берега салазки.

Женщина, казалось, махала руками с такой же скоростью, как языком. Спустя четверть минуты Вилль, блаженно жмурясь, пил ледяной, чуть терпкий квас и кивал головой в ответ на утешительные известия. Пока он спал, стражники прочесали полгорода и упредили жителей о, наконец, принявшем личину хищнике. Зверь, пусть даже опасный, внушал гораздо меньше страха, чем некая тёмная сущность. Ночью двери будут надёжно заперты, и ни один горожанин не рискнёт показать из дома нос.

— Вилль, к нам твои приходили — сарай осматривали… Так вот, неприятность вышла! — птичница на секунду замялась. — Горлан наш, защитничек, на Геварна бросился да повалил. Ну, Радка возьми, да скажи: «Вставайте, дядя Геварн, покуда вас петухи не затоптали!» А твои… Вилль?