Охота на «крота» - [43]

— Я вас не понимаю. Вы требуете адвоката?

— Да.

— Это невозможно. Вы не под арестом.

Судя по всему, говорить было не о чем.

— Что… что теперь будет?

— Через несколько минут вас увезут.

— Назад в Штаты?

— Давайте не будем играть в вопросы.

Я откинулся на спинку стула, посмотрел на свои наручники и оковы, на свой комбинезон с застежкой-липучкой сбоку, чтобы удобнее было надевать и снимать цепь, и на бумажные тапочки.

— У меня… у меня будет время собраться?

Мужчина не улыбнулся.

— Вы умеете держать себя в руках, — признал он.

— Да, — согласился я. — Мне… нужно… сделать… одно… дело.

— Что именно?

— Страна… возлагает… на меня… кхм… особые надежды как на рейнджера… и я должен… быть… быстрее… сильнее, — говорил я, повторяя клятву рейнджеров, которая была моей верой до того момента, как я обратился к Богу. Я вспомнил ее, пока сидел в этой дыре.

— Ладно, — сказал он, закрывая папку.

Я посмотрел на него, и на секунду его плоское лицо охватило пламя.

— Конечно, — улыбнулся я.

Оранжевый комбинезон, защитные очки, наушники и цепи. Теперь к ним добавились рукавицы и маленький колпак. Раньше меня лишали возможности видеть и слышать. Теперь меня лишили возможности осязать. Но чем больше впечатлений у меня отнимали, тем сильнее я впитывал еще доступные мне ощущения. Я шел, едва переставляя ноги в кандалах, и ни о чем не думал, как вдруг волна чувств обрушилась на меня. Наушники не блокировали все звуки, а лишь приглушали их, и вдруг на меня обрушился поток звуков, да таких громких, что я воспринял их всем телом. Я ощутил низкий рокот двигателей вертолета. Я почувствовал жар солнца, жгущего через одежду, влажный, тяжелый воздух наполнил мои легкие. И еще запахи… горючего и жженой резины, пота и моря окружали меня. Долгими неделями, проведенными в ионизированном воздухе камеры, я почти не ощущал запахов. Теперь я ловил их, как охотничья собака в кукурузном поле. И один из них был… таким свежим и приятным. Так странно было вдыхать его здесь. На секунду я остановился, чем привел в замешательство двух конвоиров, которые вели меня под руки. Что это за непонятный запах? Я повернул голову, стараясь уловить его. Вот. На мгновение я снова почувствовал его, когда повернул голову вправо. Я не мог описать его, но точно знал, что это такое: так пахли духи, которыми пользовалась Бетси. Маленький флакончик с двумя голубями. Их подарила Бетси бабушка, и от нее пахло ими во время нашей свадьбы, а иногда — когда мы занимались любовью. И я не мог вдыхать этот запах, не думая о Бетси. Конвоир двинул меня по голове — его рука пахла духами. Мне надели на лицо бумажную маску, вроде тех, какими пользуются маляры. Но я все еще чувствовал запах духов. И лицо Бетси вдруг выплыло из небытия, вытеснив все остальное. Я начал смеяться и уже не мог остановиться. Этот конвоир — должно быть, женщина-моряк, — у нее были такие же духи, как у Бетси. Разве это не безумие? Я все смеялся и смеялся, пока они приковывали меня внутри вертолета.

Полет был долгим. Наконец мы приземлились и меня пересадили на самолет, который летел так долго, что я засыпал и просыпался, засыпал и просыпался четыре раза подряд. Я все вспоминал запах духов и смеялся; резина на ободке защитных очков, а потом и бумажная маска намокли от пота и слез.

Самолет приземлился, и мы стали спускаться по трапу вниз к тверди земной и жаркому солнцу. Меня затолкали в какой-то автобус, потом вытащили, и я оказался среди других пленных. Нас втаскивали и вытаскивали из машин. Мы натыкались друг на друга, как слепые мышки в старом мультике. Кто-то завел мне руки за спину, закрепил наручники на опоясывающей меня цепи и заставил встать на колени на покрытую галькой землю. Я слегка откинулся и стал ждать. Если они хотят убить меня, то я как раз в нужном положении, чтобы получить пулю в затылок. Но я достаточно хорошо знаю армию США. Они не стали бы столько возиться со мной, чтобы потом просто взять и убить. По крайней мере это произошло бы не так. И все равно я вздрогнул, когда кто-то дотронулся до моей бритой головы.

Но с меня лишь сняли наушники.

— Имя? — спросил мужчина, говоривший с сильным южным акцентом.

— Курт Куртовик.

— Национальность?

Я ничего не сказал. Я не знал, где я и кто меня допрашивает.

— Встать! Пошевеливайся!

Я попытался выполнить приказ, но единственный способ встать, когда ты скован по рукам и ногам, это сделать рывок назад, удержать равновесие и лишь потом выпрямить на ноги. Галька заскользила у меня под ногами, и я упал на землю. Очки сползли, и я увидел оранжевые комбинезоны двух других пленников, стоящих на коленях неподалеку от меня, и ноги конвоиров в армейских сапогах. Это было первое впечатление от тюрьмы, которая должна была стать моим домом.

— Помочь? — прозвучал все тот же голос с южным акцентом.

Чьи-то руки схватили меня, подняли и потащили вперед. Благодаря зазору между лицом и маской я видел проволочную изгородь, стальные столбы и клетки с дверцами, похожие на собачьи вольеры. Я не мог понять, что это такое. Дверь открылась. Собак внутри не было. Там оказался я. Цепи сняли, и я получил возможность двигаться. Очки тоже сняли, и я снова видел. Конвоиры закрыли дверь.